Генри Олди - Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж

– Остынь, Танюха. Полежи до завтра, расслабься. Мало ли… Не сдохнет твой Жорик с «алясками»! Я Анне Ильиничне позвоню, скажу: пусть в ателье сообщит.

– Что вы здесь делаете? Кто вас сюда пустил? Больную нельзя беспокоить, у нее предполагается сотрясение мозга! Немедленно покиньте палату!

Ага, мою Таньку побеспокоишь! Она сама кого угодно побеспокоит…

Усатый айболит тянет меня за хлястик:

– Я кому говорю?!

– Прошу прощения… – Чуть не ляпнул: «Прощения просим, благородный дон!» – Я брат… э-э-э… сотрясенной. Мне позвонили, я сразу примчался…

Усы айболита теряют воинственность.

– Тем не менее я все же попрошу вас покинуть палату. – Да-да, конечно. Пока, Таня. Выздоравливай!

«Сестрица Аленушка» театрально охает, притворяясь мученицей. За что и любим стрекозу.

– Простите, вы ее лечащий врач?

– Да.

– Как вас зовут?

– Генрих Константинович.

– Генрих Константинович, можно вас буквально на пару минут? Вы понимаете, у нее в детстве была травма головы…

За дверью палаты, угорев от смеха, хрюкают «девочки».

Анне Ильиничне я позвонил с мобильника, прямо из такси. Чудо-заклинание «Я с сотового!» действует на Танькину свекровь безотказно. Слово «сотовый» ассоциируется у нее со словом «мед», тот, в свою очередь, тянет за собой «рынок» и «драть три шкуры», а дальше цепочка достраивается до «оплата разговора». Такие ассоциации Анна Ильинична уважает. Meстами даже благоговеет. Посему отделался я от говорливой свекрухи быстро. Утешил, ободрил и откланялся.

– Приехали, шеф.

Хлопнув дверцей, выхожу в туман, мутный, как буряковый самогон.

У подъезда топталась «сладкая парочка»: знаменитый меж гражданами бомж Горец и его закадычный дружбан, спившийся котельщик Федор Михалыч. На вид – два сапога, одинаковых с лица. «Я, красавица, не сексуальный маньяк, а алкаш-собеседник!» Но если котельщик ничем, кроме имени-отчества, примечателен не был, то Горец свое прозвище оправдывал со старательностью идиота. Однажды его пустили погреться на сеанс в видеозал («точку» все равно на днях закрывали за неуплату аренды), и фильм с Кристофером Ламбертом потряс беднягу до основания. Бомж уверовал и проникся, при каждом удобном случае пересказывая сюжет всем желающим. Вплоть до собак и кошек. В его пересказе средненький «холливуд» делался эпосом древности: там царил гений, парадоксов друг. Особенно мне запомнился взрыв АТС, когда в бессмертного Ламберта, наполняя энергией, вместо молний лупили обрывки чужих разговоров. Я прям-таки обзавидовался фантазии Горца. Также бомж полюбил орать по поводу и без: «Остаться должен только один!» Здесь крылся тайный смысл, ибо неуязвимость бомжа была под стать его кинокумиру. Дважды горел в им же устроенных пожарах, попадал под грузовик-мусоросборник, огребал тяжелыми предметами по голове, страдал в зубах ротвейлеров с питбулями, травился дустом и крысиным ядом, на спор залпом выпил бутылку метанола… И всякий раз не просто оставался жив: несокрушимость его здоровья вошла в список легенд нашего района. Даже участковый Поросюк, редкой души мент, при встрече с бомжем ласково ронял: «Когда ж ты сдохнешь, падлюка?» «Падлюка» безнадежно икала, разводя руками.

– Ы-ы-ы, Володя… – сипло поздоровался Горец, с тоской взирая на новенький кодовый замок. Плети дикого винограда, черные и сухие зимой, свисали с балконов, их вид погружал душу в пучину меланхолии. Ощутив приступ милосердия, я ткнул в нужные цифирки. Замок ответил за распальцовку, щелкнув затвором трехлинейки.

Люмпен-приятели мигом просочились следом, в теплое нутро подъезда.

– Мы тово… погреться. Зябко там, Володя. Мы ж, значит, культурно. Если чево, и налить можем…

Интересное предложение. А что? С кем вы, мастера культуры? Надо быть ближе к народу. Сесть на грязную ступеньку, тяпнуть из горла «ряженки», занюхать хлебцем из мусорки. Красота!

– Спешу, Горец. В другой раз.

– А… ну, спеши, быстрей жизнь минет…

Хрен с ними. Пусть греются. Лишь бы в подъезде не гадили. Хотя нет, Горец – аккуратист. Блевать непременно во двор уползал, в любом состоянии.

Запирая за собой дверь квартиры, слышу умиротворенно-риторическое:

– Стаканы взял?

– Обижаешь! Эти… одноразы…

А я, наивный, – «из горла»! Аристократический нынче бомж пошел. Рост благосостояния масс. Бокал «Губернаторской», ломтик сосиски, полуденная сиеста в гранд-подъезде… Аж завидки берут. Лечь, что ли, самому? Придавить часок-другой? Подскочил сегодня ни свет ни заря, от зевоты в такси чуть челюсть не вывихнул…