Мэтью Стовер - Герои умирают

Ламорак старательно пытался отыскать хотя бы каплю веры в то, что он умрет здесь, и снова обрадовался, когда ничего не нашел. Он ни на миг не забывал о записывающем устройстве у себя в черепе и ужасно боялся показаться трусом – именно эта боязнь и заставляла его рисковать все отчаяннее на протяжении актерской карьеры. Именно из-за нее он совершал самые головокружительные трюки; если бы Студия вложила в него столько же денег, сколько, например, в Кейна…

– Помните, – продолжал тем временем Аркадейл, – ключом ко всему является прогрессивная деградация, поэтому мы начнем с самого малого разреза.

Нож опустился на бедро Ламорака, как раз над коленом.

– Будь добр, Ламорак, не двигайся. Любое шевеление в поражаемой области сделает разрез неаккуратным и более чувствительным. Хорошо? Вот и ладно.

– Ты совсем этого не хочешь, – убежденно произнес Ламорак и перешел в состояние мысленного зрения.

Он хотел подкрепить свои слова воздействием на психику мучителя, заставив его отказаться от своих планов. Он не увидел позвякивающих цветных линий, с которыми всегда ассоциировал Силу, однако и не ожидал этого: три дня тщетных попыток, предпринимаемых в камере, лишили его последней надежды. Донжон был непроницаем даже для магов именно потому, что содержавшиеся в известняке минералы препятствовали проникновению Силы. Те же ее частицы, что все-таки проходили сквозь барьер, бывали поглощены бесконечными фантазиями и молитвами о свободе, которые возносили сотни узников. Здесь невозможно было творить достаточно сильную магию, чтобы воздействовать на мозг мучителя, тем более что от всей фигуры Аркадейла исходило не больше Силы, чем от мраморной статуи.

И все же Ламорак попробовал генерировать Силу для «толчка» с помощью своей Оболочки. Он представил себе толстую лапу, похожую на лапу насекомого, которая якобы вылепилась из его Оболочки и ухватилась за маску, укрывавшую лицо Аркадейла. Ламорак пытался протолкнуть ее сквозь серебряную сеть в самый его мозг, однако мешал какой-то щит, алая стена за сетью поверх костюма Аркадейла.

Ламорак добавил Оболочке Силы, надеясь преодолеть защиту одним неожиданным ударом. Под этим ударом алая стена стала ярче, в то время как его собственная Оболочка выцвела и приобрела цвет опавших листьев – вначале стала желтой, потом посерела и, наконец, рассеялась, словно разорванная ветром паутина.

Изогнутый конец скальпеля погрузился в его плоть не слишком глубоко, сделав полукруглый надрез вокруг колена. Из стоявшей рядом корзинки Аркадейл достал тканевый тампон и стер выступившую кровь.

– Похоже, это не причиняет особой боли, – заметил один из наблюдателей.

– Верно, – согласился Аркадейл. – Скальпель должен быть чрезвычайно острым; если нет возможности приобрести сталь соответствующего качества, лучше всего использовать обсидиан. Это замедляет, а иногда и препятствует возникновению шока. «У меня в голове до сих пор туман от побоев, – сказал себе Ламорак, когда Аркадейл поднес нож к верхней части обнаженного бедра. – Но я должен пытаться. Голова пройдет».

Он снова начал накапливать Силу, однако скользнувшая в его плоть холодная сталь нарушила концентрацию внимания. Аркадейл сделал второй разрез, параллельный первому. Как и предупреждал палач, было не слишком больно, но по коже поползли мурашки, и Ламорак отвлекся, чтобы вызвать в мыслезрении серый туман, заслонивший все ощущения. полупрозрачную стену, за которой он мог бы подготовить свою атаку.

Третий надрез Аркадейла прошел вертикально, соединив центральные точки двух сделанных ранее. Мучитель бросил скальпель на поднос и взял в руки сильно изогнутый большой нож и нечто похожее на кухонные щипцы.

– Вот теперь пора начинать задавать вопросы, – наставлял он учеников.

У Ламорака свело желудок. Состояние мыслезрения исчезло.

«Это нож для свежевания. Он хочет содрать с меня кожу».

Щипцами Аркадейл приподнял край кожи там, где сходились разрезы, и начал широко и плавно взмахивать ножом. Кожа легко отходила, обнажая подрагивающие красные мускулы и маслянистые пузырьки подкожного жира.

Ламорак подавил панику и замедлил биение сердца. Он смутно вспомнил что-то, связанное с Шенной и Конносом, вспомнил серебряные сети, которые его семья носила на голове. Следовало бы уделить этому побольше внимания и слушать Конноса вместо того, чтобы позировать в солнечном свете, но. теперь было уже поздно.

Он бросил взгляд на учеников Аркадейла, однако понимал, что это бесполезно: даже если б он смог заставить одного-двоих броситься на учителя, остальные без труда задержали бы их.