Павел Шумилов - Кошкин дом

– Зачем? – искренне удивляюсь я.

– Чтоб не спрашивали, почему у тебя вечно наушники в ушах. Или хочешь, чтоб я с тобой по сотовому общалась.

– Разумно, но лень возиться, – сообщаю я ей. – Давай, отложим.

– Давай позавтракаем, – вносит она встречное предложение.

– Давай, – вяло соглашаюсь я. – Но готовишь ты.

Сильва ехидно улыбается и сигает за окно. Через секунду возвращается с мышкой в зубах.

– Специально для тебя берегла. Молоденькая, вкусненькая!

– Спасибо, родная. Но она такая маленькая, а я такой большой… – вяло отбиваюсь я.

– Вчера крысу видела. Сейчас поймаю. Есть будешь?

– Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь. Твоя взяла.

Сильва довольно жмурится. Пока готовлю обед на двоих, Сильва излагает идею мышиных ферм. Идея мне откровенно не нравится. Хотя индейцы у Фенимора Купера крыс ели… Нет, все равно не нравится.

Ровно в шесть приходит Марья Семеновна с внучком Димкой. Я начинаю жалеть, что взялся за это дело. Внучок – явный дебил. Весь в папу-алкоголика. Про папу мы наслышаны. Наградил жену ребенком-дауном, пропил половину мебели и был с позором изгнан. Ладно, это не мои заботы. Надеваю шлем, и пока завязываю тесемочки под подбородком, Димка пускает слюни мне на руки.

– Ой, какой у нас чепчик! А смотри, какая киска, – воркует Марь-Семеновна, пока я запускаю комп и подстраиваю программу. Потом добросовестно, в течении десяти минут записываю 3-D картинку. От скуки читаю лекцию по строению человеческого мозга. Марь-Семеновна слушает и подтирает Димке слюни.

Когда она уходит, нарезаю из записи два десятка трехмерных слайдов и компоную из них нечто вроде мультфильма. Даже после такой обрезки мой мультик совершеннее того, что дает сегодня аппаратура медиков. Но это хорошо. Пусть видят, что у кого-то есть более совершенная аппаратура. Больше уважения к пациенту будет.

На ночь сбрасываю на ноутбук тексты Фенимора Купера и Карла Мая. Сильва хочет знать, кто такие индейцы, которые крыс ели.

У Сильвы проблемы. Коты чуют в ней нечто чуждое и разбегаются. Сильва в трансе. Я тоже ничего не понимаю. Но факт налицо. Не убегает один только Персик. Но он несовершеннолетний. Тинэйджер. Трехнедельным был отнят у матери и вырос среди людей. Теперь он – последняя надежда Сильвы. Моя киска приваживает его к нашему дому и гладит по головке. Лапкой. А потом еще спрашивает, чем ее поведение отличается от поведения обычных кошек. Персик принял ее за маму. Какой уж тут секс. Только следующим летом…

А я опять не сдержался. На третьем сеансе после обычной записи включил свою программу прокачки мозга. Марь-Семеновну усадил пить чай, и пока мы пили… К концу сеанса Димка впал в полусонное состояние. Голова склонилась на плечо, изо рта – слюни, из носа – сопли, мутный взгляд никуда. "Притомился, задремал", – решила Марь-Семеновна. Было видно, как ей стыдно за внука. А я припомнил, что после первых сеансов Сильва выглядела не лучше.

На следующий день Марь-Семеновна привела Соню, Димкину маму. Опять был чай, демонстрация красивых картинок, лекция по строению мозга, про функции коры, подкорки, таламуса и гипоталамуса. (Не задеть бы стимулирующей волной гипоталамус.) Потом мне была прочитана лекция про радикулит и народные методы борьбы с оным. А Димка балдел, проходя второй сеанс стимуляции мозга. Так и пошло. Я разыскал сидюк с диснеевскими мультфильмами, спустил вниз со второго этажа кушетку и устроил маленький кинозал. Пока гости смотрели мультфильмы, пили чай, одаривали меня вареньем и пряниками, Димка получал сеанс стимуляции мозга.

Ночами я сидел, изучал записи. Выделил около сорока нервных центров, сравнивал, анализировал, рылся в литературе и ничего не понимал, если честно. Опознал десяток центров. Зрение, слух, обоняние – то, что можно было синхронизировать с внешними событиями. Была еще проблема. Мозг – сложнейшая машина. При повреждении какого-то участка соседние берут на себя его функции. Зря я начал изучение с мозга идиота. Кстати, про родовую травму – это выдумки. Нету ее следов. Во всем виноват лишь папа-алкоголик. Но не буду нарушать легенду.

На седьмой день Димка перестал пускать слюни. Активность коры и подкорки значительно возросли. Я испугался и прекратил сеансы стимуляции. Только наблюдение. Но процесс пошел. Активность коры продолжала возрастать.

Через две недели Соня сказала мне, что сына не узнать. Появилась координация движений, эмоции, интерес к окружающему. Сеансы произвели на него просто волшебное действие.