Алан Фостер - Пожиратели света и тьмы

Ждали…

По правде говоря, открывшаяся перед жителями деревни картина сразила всех до немоты. Мало кто поверил россказням Колаи, но явь оказалась чуднее во много раз. И тревожнее… Вид чужаков был более чем странен: лица некоторых были покрыты волосами – черными, коричневыми или вообще золотыми, как тот металл, который меняла Мориксис привозил издалека, от самых южных гор. Так же поразительны были богатые одежды мертвецов. Ткани и выделанная кожа переливались разноцветьем, а на ощупь оказались нежнее слез маленькой девочки. Вот что еще сразило жителей деревни – доспехи погибших. Все они были выделаны из какой-то прочной кожи, на панцирях выдавлены невиданные здания и такие же странные звери. Подобный материал никому, даже Асабу, держать в руках не приходилось. А уж весил он… Чудо, что этих людей вообще вынесло на берег.

Вождь и два лучших воина племени опустились на колени возле одного из погибших. По виду мертвецы были мощнее и приземистее жителей деревни. И все мужчины, ни одной женщины…

– Посмотри, – сказал расположившийся справа от вождя Тукарак и провел указательным пальцем по щеке покойника. – Какая гладкая кожа. Ножом не тронутая.

Следом он показал на свой огромный шрам, перепахавший его левую щеку, – символ мужественности, лучшее украшение всякого мужчины.

– И какая бледная, – неодобрительно добавил Хуламу, вставая и стряхивая песок с колен. – Кто эти люди? Откуда пришли?

Хуламу повернулся в сторону моря и долго, не моргая, вглядывался в затянутую рассветной хмарью даль. Вода наливалась прозрачностью, а облака уже в полную силу сияли белизной. Небо яснело на глазах, все шире и шире очерчивалась водная гладь, по которой неутомимо перекатывались волны.

– Что случилось, то случилось, – наконец заявил Асаб. – Мне кажется, им очень не хотелось достаться на съедение падальщикам. И добру зачем пропадать?

С этими словами Асаб приступил к церемонии очищения карманов павших в поисках полезных для деревни вещей.

– Как полагаешь, вождь, может, нам их съесть? – Тукарак поднял в воздух пропитанную соленой водой, испачканную кровью рубаху. – По виду они похожи на мужчин. Должно быть, и на вкус такие же…

– Хо-ях, – кивнул Асаб. – Отрежем немного от ноги и дадим попробовать старухе Фастале. Она и так жрет все подряд.

Тукарак добродушно рассмеялся.

– Если выживет, – тут и вождь хохотнул, – значит, лопай, сколько хочешь.

Хуламу поморщился и не поддержал вождя.

– Вы можете жрать все что угодно, а я буду только то, что уже пробовал. Или того, кого уже пробовал.

Он с явным неудовольствием потыкал тупым концом копья валявшийся рядом обнаженный труп.

– Ну и зря! – заявил Тукарак. – Они поупитанней, чем коипи или наламаты.

С этими словами воин племени наумкибов наклонился и попытался сдернуть с ног мертвеца странную на вид, разукрашенную от подошв до голени обувку. Конечно, носить эти странные башмаки до колен он не собирался – в них ноги едва поволочешь, но нарезать из добротной кожи пару сандалий – это в самый раз.

– И наверняка они вкуснее, чем наши соседи, – заключил Тукарак.

Пока вождь и воины обсуждали сложившееся положение с точки зрения гастрономических ценностей, жители принялись рыскать вдоль берега в поисках других тел.

Этиоль даже среди сородичей выделялся своим ростом. В деревне не было другого жителя, над которым посмеивались чаще, чем над ним. Этот верзила обладал удивительно добродушным характером, ясная улыбка не сходила с губ, и всякой шутке, пусть даже она относилась к нему лично, он начинал смеяться первым. И часто кивать… Такая уж у него была привычка.

– Помогите…

Стон был едва слышен, и сперва Этиоль Эхомба решил, что ему почудилось. Мало ли какие звуки рождает прибой или ветер, так жалобно завывающий в наваленных стволах. Однако в следующее мгновение донеслось уже более явственно и членораздельно:

– Помогите… Ради вашего бога, умоляю, помогите мне!

Этиоль застыл на месте. Нет, это не ветер и не волны, на бегу обрастающие – пеной. Ветру ли, морю ли просить о помощи? У них мощи хоть отбавляй. Нет, стон человеческий. Его издает кто-то созданный из плоти и крови, пусть даже чужак.

От таких трудных размышлений, от накатившей на сердце жалости к себе подобному у Этиоля опустилась нижняя челюсть. Так, с раскрытым ртом, он и посмотрел внимательнее в северном направлении.

Кроме редкого роста и незлобивости, Этиоль отличался обостренными слухом и зрением. И запахи он чуял с такой силой, что считался в деревне одним из лучших следопытов. Ему недолго пришлось обшаривать взором прибрежные скалы и узкую полоску пляжа. Вот оно, что способно издавать членораздельные звуки.