Глен Кук - Наступление тьмы

– Мой старый друг – бедный калека с артритом как у шестидесятилетнего. – По правде говоря, Насмешник знал, что Браги говорил сущую правду. Тем не менее он поднялся на ноги и продолжил: – Лично я получил удовольствие от схватки умов со старым полоумным другом. Лично мой давно отошедший в иной мир папенька любил говаривать: «Никогда не нападай на того, кто безоружен». Должен идти. Мир вам. – И он с замечательным мастерством изобразил священника, благословляющего свою паству.

Часовой с внутренней стороны дверей казался слепым и глухим. Он монументом высился на пути Насмешника.

– О горе мне, о горе! И вот я уже узник. Горе. Дурнейший из дураков – лично я, значит, – твердил себе оставаться подальше от дворцов – этих прибежищ чудовищного…

– Ну что ты, дружище, – сказал Браги, – Перестань. Садись. Я не так молод, как раньше, и у меня почти не осталось терпения. Не думаешь ли ты, что пора покончить со всяким дерьмом и заняться делом?

Насмешник вернулся и сел, всем своим видом показывая, что его вынудили сделать это силой и что он готов упереться рогами. Ни силы Небес, ни силы Ада не могли сдвинуть Насмешника с места, когда он принимал позу оскорбленного упрямца.

Рагнарсон вполне понимал нежелание старого приятеля ввязываться в новое дело. Непанта стояла насмерть, не позволяя мужу участвовать в чем-либо даже отдаленно напоминающем авантюру. Она целиком зависела от супруга и совершенно не переносила одиночества.

– Турран, не смог бы ты убедить Непанту?

– Я сделаю это, – вмешался Вальтер. Он и Непанта всегда были близки. – Она меня послушает. Но ей это будет не по вкусу.

Насмешник нервно заерзал в кресле. Прилюдно обсуждаются его семейные дела…

Браги потер виски. Он регулярно не высыпался. Количество занимаемых им постов начинало уже сказываться. Рагнарсон подумывал подать в отставку с должности консула от народа. Работы в этом качестве было немного, но тем не менее она отнимала время, которое с большей пользой можно было бы употребить на посту маршала и практически действующего короля.

– Почему бы тебе не записать свои возражения, чтобы мы могли их рассмотреть как положено. Внимательно и по порядку.

Насмешник был потрясен.

– Конец, – сказал он. – Погибель. Абсолютная смерть друга, закутавшегося в кокон времени, чтобы вылупиться из него полным бюрократом, нетерпеливым и безразличным ко всему. А может быть, это самозванец, принявший форму истинного джентльмена прошлых времен? О вы, служители власти и законов, восставшие из Океана Вечных Мук, я здесь не для того, чтобы выслушивать вас, Чудовища Порядка! Достаточно. Лично я, любимое дитя хаоса, удаляюсь. У меня есть свои дела. В другом месте. Открой дверь!

Рагнарсону все это надоело, и он был готов извиниться, если бы знал за что.

– Пропусти его, Лютер, Скажи Малвину, чтобы тот провел гостя в его комнату, – распорядился он и по одной неторопливо сложил монеты в ладонь.

Майкл Требилкок – один из тех, кого Насмешник не знал, – спросил:

– Что теперь?

Рагнарсон знаком призвал к молчанию.

Насмешник так и не прошел мимо Лютера. Как только часовой отступил в сторону, толстяк оглянулся и задумчиво спросил:

– А как насчет пяти двойных ноблов? – И, ухмыльнувшись, добавил: – Такая сумма может успокоить совесть и поддержать бренное существование нашей супруги и сына после неминуемой смерти кретина, пустившегося на поиски тени друга прошедших лет.

Затем Насмешник минут пять рассуждал о превратностях Рока, кляня присутствующих за то, что они загнали его в угол, откуда нет иного выхода, кроме самоубийства.

Это был спектакль. Поручение, как понимали и Браги, и Насмешник, не сулило опасностей.

Они договорились, что Насмешник покинет Форгреберг на следующее утро. Все постепенно разбрелись по домам, и в комнате остались лишь Браги и Фиана.

Они смотрели друг на друга, стоя рядом, но со стороны могло показаться, что между ними мили и мили.

После продолжительного молчания она спросила:

– Я начала тебя утомлять?

Он отрицательно покачал головой.

– Тогда в чем дело?

Он снова энергично потер ладонями лицо и ответил:

– Груз дел. Я все чаще нервничаю из-за чепухи, за которую раньше и ломаного гроша не дал бы.

– И из-за Эланы тоже? Ты думаешь, она знает?

– Она знает, и скорее всего с самого начала.

– Это многое объясняет, – кивнула задумчиво Фиана.

– Что именно? – мрачно спросил Браги.

– Пустяки. Не важно. В тебе заговорила совесть?