Ник Перумов - Адамант Хенны

Это означало бы конец, конец Рохану и последней надежде… На что? На возрождение Арнора?..

«Далеко же ты зашел, брат хоббит, – в смятении подумал Фолко. – Нет, нет, нельзя так. Нельзя нам, хоббитам, так долго по чужим краям… да под чужими знаменами…»

Кинжал Отрины настойчиво стучался в грудь, и странным образом это помогло овладеть собой.

– Долг наш, – с некоторым усилием, чуть хрипловато заговорил хоббит, – долг всех, кто служит Рохану, не важно, рожден ли он в окрестностях Эдораса или в тысяче лиг от него, сохранить покой и не допустить гибельного настроения, когда брат встает на брата. Еще есть возможность уговорить короля. Я попробую это сделать. Думаю, мои друзья Торин, сын Дарта, и Строри, сын Балина, помогут мне в этом. Смуту же должно подавить в зародыше, пока гадина не отрастила ядовитых зубов. Я сказал.

Речь хоббита выслушали в молчании. Понятно, что хотел сказать мастер Холбутла – ни он, ни его полк не выступят против законного правителя.

Брего закусил губу. Для заговорщика он слишком плохо умел скрывать свои чувства.

Остальные Маршалы облегченно зашумели.

– Что ж, мастер Холбутла в большой чести у нашего правителя, – обронил Фрека. – Быть может, один на один ему удастся больше, чем нам…

Брего пришлось согласиться. Заговор не состоялся.

А под стенами хорнбургской цитадели тем временем продолжался праздник, и пиво лилось рекой. Народ танцевал, точнее, танцевали вернувшиеся и дождавшиеся. Невернувшиеся лежали во вновь отвоеванной земле, недождавшиеся рыдали в одиночестве…

– Надо предупредить наших! – выпалил Фолко, как только Малыш захлопнул дверь.

Наших, то есть таких же, как и они сами, наемников. Фолко сильно сомневался, – и справедливо! – что стрелки-роханцы послушаются его приказа, если он велит им взять на прицел Третьего Маршала Марки и тех, кто пойдет за ним.

О случившемся с кинжалом Отрины и перстнем Форве хоббит пока говорить не стал. Успеется! Сейчас главное – расставить своих бойцов по местам, чтобы нашлось чем охладить пыл Третьего Маршала… Три сотни воинов – не так много, но и немало, если распорядиться ими с умом… А кинжал и перстень никуда не денутся.

Отвечая салютующим часовым (невольно хоббит отметил про себя, что вся охрана – из отряда Брего), трое друзей спустились во двор. Здесь с треском горели костры, бесчисленное множество факелов помогало разогнать тьму; за длинными столами продолжалось пиршество, а рядом кружились танцующие.

Музыканты, казалось, не знали устали.

– Расходимся, – негромко предложил Торин. – Как только оповестим – сразу назад. Я теперь верю Брего не больше, чем в свое время Гэндальф Саруману!

Фолко кивнул и двинулся к столам, отыскивая взглядом своих десятских.

Наемников, воинов удачи, он свел в особую сотню, которой сам же и командовал. Кое-кто из Маршалов косился, и, как оказалось, не зря.

– Бранд!.. Тириод!.. Хельсе!.. – Фолко окликал воинов одного за другим.

Его десятники дело свое знали. Им хватало одного взгляда командира, чтобы разом забыть о хмеле. Все они начинали еще с Весеннего Похода; Фолко знал эту троицу почти десять лет.

Сохраняя спокойный и беспечный вид, Бранд, Тириод и Хельсе собрались вокруг хоббита. Они понимали – случилось нечто из ряда вон, раз командир вырвал их из-за праздничных столов.

– Быстро соберите всех, кого сможете. Лучше всю сотню. Пусть вооружатся и будут наготове. Если я протрублю в рог – вы знаете как, – врывайтесь в башню. Перекройте вход. Проследите, чтобы было вдоволь стрел. – И, понизив голос до еле слышного шепота, Фолко закончил:

– Роханцам пока ни слова!

Если кто-то из десятских и удивился, то виду не подал. Коротко кивнув, воины исчезли в толпе.

И тут хоббита кто-то осторожно тронул за плечо.

– Мастер Холбутла! – раздался звонкий девичий голосок.

Фолко резко обернулся. От волнения немилосердно теребя густую золотистую косу, перед ним стояла тонкая, точно былинка, совсем еще юная девушка. Хоббит узнал ее – та самая, что кричала, приветствуя его, когда полк торжественным маршем входил в крепость.

– Я – Эовин. – Она отважно боролась со смущением. – Я… Я искала вас весь вечер… Я бы очень хотела… если можно… – она покраснела, – потанцевать с вами…

Фолко вытаращил глаза. Подобное он слышал впервые – от девушки нехоббичьего рода. Растерявшись, он только и успел промямлить что-то насчет своего неподобающего одеяния, однако этот довод на Эовин не подействовал. Справившись со смущением, она потянула хоббита за край плаща: