Виктория Угрюмова - Пылающий мост

– Пять! – вскрикнул Змей Могашшин. – Пять талисманов!

И только сейчас капитан понял, что искали они именно эти украшения, а вовсе никакое не племя. И ему стало еще страшнее: Лондэк долгие годы служил у мага, но колдовства все же не выносил.

– Слышишь, как шепчут? – спросил Исфандат.

– Слышу. И тоже понимаю, что со всеми не справлюсь. Даже с двумя не справлюсь, только один смогу одолеть, и то – надолго ли?

– Дело твое, – сказал проводник. – Я свою часть соглашения выполнил, а теперь я тебе не советчик. У меня ума на такое не хватит.

Змей Могашшин долго собирался с мыслями, затем читал нараспев заклинания и лишь после этого осмелился протянуть руку, засунуть ее в самое пламя и вытащить оттуда одно из украшений. Здесь Лондэку почудилось, что остальные раздосадованно вскрикнули.

Маг надел на себя золотую цепь. На черной ткани его мантии светился странный талисман, изображающий двух монстров, сплетенных в страстном объятии...

– Говоришь, их там было пять? – жадно спросил Джоу Лахатал.

– Пять, великий.

– И что же было потом?

– Змей Могашшин стал велик и силен, он как-то сразу весь изменился, словно талисман напитал его жизненными соками. Он простер руку и убил Исфандата золотым огнем. Чтобы тот не смог продать тайну этого места еще какому-нибудь магу. Думаю, талисман сам потребовал от него этой жертвы. А меня он заставил забыть, как выглядит это место и что в нем находится. Я бы и не вспомнил никогда, но на мантикоре висело то самое украшение. Я увидел его, и тут же все всплыло в памяти.

– Значит, – молвил га-Мавет, – Змей Могашшин оказался умнее остальных. Он понял, что не совладает с талисманом Джаганнатхи, и решил эту проблему иначе.

Распрощавшись с бывшими подданными Змея Могашшина и доблестным Лондэком, трое бессмертных отправились в Сонандан.

– Жаль Каэтану, – сказал Арескои. – Но без нее мы с мантикорой не справимся.

– С мантикорой-то справимся, – поправил его Джоу Лахатал. – А вот с талисманом...

В ту ночь ей снился странный сон – сон о могуществе и силе. И были они такими, что власть, подаренная ей на короткий срок талисманом, добытым в пещере Медовой горы Нда-Али, казалась игрушечной, ненастоящей и сиюминутной. Нечто ускользало от нее, трепеща на самом краю сознания, нечто, обещавшее в награду весь мир.

Каэ проснулась от злости на саму себя. Диковинный сон не был плохим, но ужасно непривычным. Когда-то давно, когда часть ее существа была изгнана с Арнемвенда и скиталась в чуждом мире, ей снилось, что она умеет летать. Во сне все было предельно просто, все имело свой смысл и она совершала какие-то привычные действия. Просыпаясь же, испытывала горькое разочарование, потому что уверенность в том, что она может полететь, оставалась, а вот секрет полета прочно забывался до следующей ночи.

Сейчас она чувствовала нечто похожее: будто ее божественная власть и могущество лежали рядом, на полу, возле постели, а она не могла ими воспользоваться. И причина этого была от нее скрыта.

Она спустила босые ноги вниз, ступила на серебристую шкуру горного льва, убитого в ее честь Зу-Л-Кар-найном. От этого подарка было грех отказываться – император был счастлив преподнести его своей возлюбленной. Но Каэ все же не удержалась:

– Любишь меня ты, а лев в чем провинился?

Аита расхохотался, но шкуру все же оставил. Теперь она напоминала юной богине о том, что где-то в далекой Курме молодой император мечтает о ней, как мечтают друг о друге обычные смертные.

– Ты – счастливое божество, дорогая Каэ, – сказал ей недавно Номмо. – Ты познала и человеческие, и нечеловеческие чувства, а такое редко кому удается. Ты не одинока. Тебя любят.

Каэ соглашалась. Альв говорил правду, однако жить от того было только труднее.

Воплощенная Истина вышла из своих покоев. На улице стояла теплая, влажная ночь, небо подмигивало созвездиями и соблазняло бархатной чернотой. О, как хотелось полететь! Сонливость прошла, а вот чувство беспокойства, которое она ощутила при пробуждении, напротив, усилилось. Где-то что-то произошло, и это событие отразилось на всем мироздании, пусть даже само мироздание об этом еще не подозревало. Перстень на пальце запульсировал алым.

– В чем дело, Ниппи? – спросила она.

Добытый с невероятным трудом на далекой Имане, этот перстень обладал удивительным свойством чувствовать талисманы Джаганнатхи – и не менее удивительной способностью портить нервы своему владельцу. Правда, Каэ и Зу-Л-Карнайн объединенными усилиями заставили его вести себя несколько приличнее, но порой ювелирное изделие начинало своевольничать. С недавних пор перстень обрел способность разговаривать с любым живым существом, находящимся в пределах досягаемости, и теперь был счастлив, чего нельзя сказать о большинстве живых существ.