Робин Хобб - Ученик убийцы

– С чего ты взял, что Август поможет нам, – спросил Баррич, – даже если бы я мог притащить его сюда?

Я заставил свои мысли вернуться к нашей проблеме.

– Я не думаю, что он вовлечен во все это. Скорее всего, Август все еще верен королю.

Я рассказал Барричу все, что знал, так же как и мои осторожные выводы. Он не был таким человеком, которого могли бы убедить призрачные голоса, подслушанные во сне. Так что я не мог сказать ему, что Гален не предполагает убить Августа, а значит, мальчик, вероятно, не знает об их заговоре. Я все еще сам не очень понимал, что именно пережил. Регал не владел Скил-лом. Даже если бы владел, то как бы я мог услышать разговор посредством Скилла между двумя другими людьми. Нет, это должна была быть какая-то иная магия. Изобретенная Галеном? Был ли он способен к такой сильной магии? Я не знал. Я так многого не знал. Я заставил себя не думать об этом. На данный момент это подходит к имеющимся у меня фактам лучше, чем любое другое предположение, которое могло у меня возникнуть.

– Если он лоялен к королю и у него нет никаких подозрений относительно Регала, значит, он лоялен и к Регалу, – заметил Баррич, словно разговаривал со слабоумным.

– Значит, мы должны каким-то образом заставить его. Верити надо предупредить.

– Конечно. Я просто войду, поднесу нож к спине Августа и выведу его оттуда. И никто нас не побеспокоит.

Я мучительно искал выход.

– Подкупи кого-нибудь, чтобы выманить его сюда, а потом схвати его.

– Даже если я найду кого-то, кого можно подкупить, чем мы заплатим?

– У меня есть это, – я коснулся серьги в своем ухе. Баррич посмотрел на нее и почти подпрыгнул.

– Где ты ее взял?

– Пейшенс мне дала. Перед самым отъездом.

– Она не имела права! – И потом тише: – Я думал, она отправилась с ним в могилу.

Я молча ждал. Баррич смотрел в сторону.

– Она принадлежала твоему отцу. Я дал ее ему, – сказал он тихо.

– Почему?

– Очевидно, потому, что захотел, – он закрыл тему. Я протянул руку и начал расстегивать замочек.

– Нет, – резко сказал он, – это не такая вещь, чтобы тратить ее на подкуп. И все равно этих чьюрда нельзя подкупить.

Я знал, что в этом он был прав. Я пытался придумать что-нибудь еще. Солнце поднималось. Утро, когда Гален будет действовать. Может быть, он уже действует. Я хотел бы знать, что происходит во дворце внизу. Знают они, что меня нет? Готовится ли Кетриккен к тому, чтобы принести обеты человеку, которого будет ненавидеть? Мертвы ли уже Северенс и Роуд? Если нет, могу ли я обратить их против Регала, предупредив?

– Кто-то идет! – Баррич прижался к скале. Я лег, готовый ко всему. У меня не было сил для физической борьбы.– Ты знаешь ее? – выдохнул Баррич

Я повернул голову. Джонки шла вслед за маленькой собачкой, которая уже никогда не влезет на дерево для Руриска.

– Сестра короля,– я не трудился говорить шепотом. Она несла одну из моих ночных рубашек, и мгновением позже крошечная собачка весело прыгала вокруг нас. Песик игриво подбежал к Ноузи, но старый пес только скорбно посмотрел на него. Через мгновение Джонки подошла к нам.

– Ты должен вернуться, – сказала она мне без лишних слов,– и поторопись.

– Довольно трудно торопиться,– сказал я ей,– когда торопишься навстречу своей смерти.– Я смотрел ей за спину в ожидании других чьюрда. Баррич встал надо мной, готовый защищаться.

– Никакой смерти, – спокойно обещала она мне, – Кетриккен простила тебя. Я с прошлой ночи уговаривала ее и только недавно убедила. Она воззвала к родовому праву, чтобы простить род за вред, причиненный роду. По нашему закону, если род прощает род, никто другой не может поступить иначе. Ваш Регал пытался отговорить ее, но только рассердил. «Пока я здесь, в этом дворце, я по-прежнему могу взывать к закону горцев»,– сказала она ему. Король Эйод согласился. Не потому, что он не скорбит о Руриске, но потому, что сила и мудрость законов Джампи уважаема всеми. Так что ты должен вернуться назад.

Я задумался.

– А вы простили меня?

– Нет, – фыркнула она, – я не простила убийцу моего племянника. Но я не могу простить тебя за то, чего ты не делал. Я не верю, что ты стал бы пить вино, которое сам отравил. Даже немного. Те из нас, кто лучше всех знают об опасностях ядов, меньше всех хотят искушать судьбу. Ты мог бы просто притвориться, что пьешь, и совсем не говорить о яде. Нет. Это было сделано кем-то, кто считает себя очень хитрым, а остальных очень глупыми.