В Бирюк - Стриптиз

Что сказать? — Россия, твою маман!

Подношение, надо заметить, из недешёвых. Рысий мех идёт на дорогие шубы. Бывают шубы «хребтовые» — из спинок, бывают — «брюшковые» («черевьи» от «чрево»). Рысь — зверь нечастый, да и взять её непросто. Так что мех — в цене.

Когда Девлет Гирей в 1570-х собирал дочке приданное, то просил государя Московского, Ивана свет Васильевича по прозванию Грозный, по дружбе (дружба у них в тот момент была) помочь. Грамотки начинались задушевно: «Друг мой» и «Брат мой».

«Брат» — ибо оба государи, а «Друг» — войны в тот год нет.

Гирей пишет:

«…Великие орды, великого царя Девлет Киреева царева слова наше то. Брату нашему Великому князю Ивану Васильевичу после поклона слово наше и ярлык о любви писан. И только с тобою, братом нашим, дружба и добро толкося станет. У тебя, брата, тысячу рублев денег, четыре добрых шуб собольих, да две шубы рысьих хребтовых, две шубы рысьих черевьих, две юфти, шапок черных горлатных прошу. Дочь у нас есть, выдать на тысячу рублев приказали. Есмя купити шуб и шапок. Только тот наш запрос примешь, гонцу нашему Бору еси дал. А опричь того просим четырех кречетов. И только наш запрос примешь, не затеряешь и которые скверно не скинули, добрых кречетов бы еси прислал. Молвя ярлык написан. Писано декабря второго дня, лета 978».

Иван Васильевич отвечает благостно, запрошенное «другом и братом» — выдает. Но «шуб рысьих черевьих» даже и у него в хозяйстве не сыскалось.

Понятно почему: только что прошло страшное сожжение Москвы 1571 года. Именно этим «другом и братом».

В следующем, 1572 — битва при Молодях. Говорят, что лишь один из десяти людей Гирея вернулся в свои улусы. Русские победили. Удачей, умом, храбростью. И чрезвычайным напряжением всех сил государства.

Так что, шубы собольи и рысьи хребтовые — нашлись. А вот «черевьи»… Извини, «брат» — ты сам всё пожёг.

— Давай про дело. А шкуры… вынеси на мороз. Уж больно они… глаза режет.

Дело выглядело… скандально: на Линду пришёл русский отряд из Городца Радилова. Мытари. Которые потребовали от мари дань. Говорят — «полюдье». Как «испокон веку ведётся». Точнее — лет двенадцать.

Здешние лесовики периодически попадают в данники русским князьям. После походов Мономаха — «бортничали на великого князя». Потом перестали, потом пришёл Долгорукий, поставил крепостицы — снова стали данничать.

«Городец» — название частое. Летописцы называют восемь городов с таким именем в разных местах «Святой Руси». Я уже вспоминал Городец Остерский у Киева, другой Городец выше Твери… Чтобы их различать — названия дополняют. Здесь: «Городец Радилов».

С полвека назад на Мономаховом дворе какая-то девка дворовая родила мальчика. Прозвали ребёнка Радилом и начали воспитывать. Как и множество других «русских янычар».

Родившийся на дворе Мономаха, только что перешедшего в Киев и принявшего Великое княжение, ребёнок вырос в «отрока» в дружине старшего мономашича — Мстислава Великого и перешёл, «по наследству», к его сыну Изяславу Мстиславовичу (Изе Блескучему). Сделал серьёзную карьеру: в 1147 году был послан Изей разговаривать с киевским вече. Но… «обманутые ожидания» — Изя, придя в Киев, был вынужден давать «хлебные места» киевским боярам. В обход своих.

Радил обиделся. И ушёл к противнику — к Юрию Долгорукому. Таких «перескоков» с обоих сторон в те времена было немало. Про двух сыновей Долгорукого, пытавшихся, вроде бы, перейти к Изе — Ростислава (Торца) и Глеба (Перепёлку) — я вспоминал уже. Обе стороны перебежчиков привечали, добрые слова говорили, награждали. И задвигали подальше от «линии соприкосновения». Чисто на всякий случай.

Уж не знаю, какие карьерные планы и мечты были у Радила, но Долгорукий в тот момент решил малость подвинуть Волжских булгар, «научить жизни» меря и мари. Для чего поставить несколько крепостей: Кострома, Галич Мерский и этот Городец. Строительство крепости было поручено Радилу.

Причина очевидна — в 1152 году булгары очень нехорошо подскочили к Ярославлю:

«Того же лѣта прiидоша Болгаре по Волзѣ къ Ярославлю безъ вѣсти и остоупиша градокъ в лодияхъ, бѣ бо малъ градокъ, и изнемогаху людiе въ градѣ гладомъ и жажею, и не бѣ лзѣ никомоу же изити изъ града и дати вѣсть Ростовцемъ. Един же оуноша отъ людей Ярославскихъ нощiю изшедъ изъ града, перебредъ рекоу, вборзѣ доѣха Ростова и сказа имъ Болгары пришедша. Ростовци же пришедша побѣдиша Болгары».