В Бирюк - Стриптиз

Моим обозным не хватило получаса, чтобы «мирно разойтись» с Буйными Суздальцами, тебе — десяти минут, чтобы убить и тех, и других.

Фактор времени. «Дорога ложка к обеду». А уж подмога на поле боя…

Увы, я тоже не ожидал твоего появления здесь. Но оказался «в нужном месте в нужное время». Будучи чуть быстрее, чуть сильнее, чем ты. Не — умнее, проницательнее…

Просто — ещё одни уровень резервирования.

«На всякий случай».

— Помоги-ка.

Урюпа помог перевернуть Радила на живот, я вытащил у боярина нож из сапога, упёрся в спину коленом, оттянул ему голову и перерезал горло.

Ну вот, пошла родимая, потекла-забулькала… Лежи-лежи, не дёргайся. Сейчас два-три литра вытечет и всё. «Вечный покой». Который «вряд ли обрадует».

Почему его ножиком? Типа: «кто к нам с мечом — того мы ножом»? По горлышку. — Нет, не надо никакого символизма здесь искать. Чисто гигиеничность: свой нож пачкать, кровью его марать — не хочется. Люблю, знаете ли, чистоту и порядок.

Перфекционист-горлорез. Извините.

Урюпа смотрел на меня потрясённо. Как-то… курлыкал горлом.

Могу понять: несколько лет Радил был для него — царь, бог и отец родной. Источник средств существования, главная смертельная опасность, хозяин. А тут… Без труб и колоколов, буднично, как барана…

— Что глядишь-удивляешься? Поднять меч на «Зверя Лютого» — смерть свою поднять. Вороги мои… не живут. Живут — мои люди. Теперь и ты, например.

Через час, ободрав чужих живых и мёртвых, перевязав своих раненых и положив их, вместе с моими погибшими в сани — обоз отправился назад в Балахну.

Но дело только началось — мы выступили вперёд, к Городцу.

Беглый расспрос пленных показал, что и Буйные Суздальцы, и городецкие гридни были использованы «втёмную» — о посольском обозе они не знали. Разбойники шли грабить купеческий обоз, гридни — выбивать шишей. Их несколько смутил приказ «Рубить всех!». Отчего и возникла заминка перед новой атакой. Но в бою приказы исполняют, а не обсуждают. А потом… Радил смог бы как-то правдоподобно объяснить, мог загнать кого-то на дальние погосты… Время. Если бы Боголюбский начал «гасить» Всеволжск — Радил смог бы выкрутиться.

«Историю пишут победители». И протоколы — тоже.

Но главное: зависть, ненависть в нём, достигла уже такого накала, что важен был только результат — уничтожение «плешивого». Любой ценой. Даже с риском для себя, себе во вред, «на зло». Это внутреннее личное чувство, в условиях неожиданности — упорного сопротивления моих бойцов в обозе, провал атаки разбойников, дало, пусть и не взвешенное, аргументированное, но страстно желаемое решение: «Руби! Их всех! Чтобы не было!».

Через два часа, нахлебавшись летящего из-под копыт снега на реке, пройдя с полверсты под обрывом «Княжей горы» по берегу затона, среди опустевших редких лачуг, сараев, вытащенных лодок, мы поднялись наверх и встали перед барбаканом — частоколом перед мостом. За ним торчала здоровенная воротная башня.

И башня, и стена по обе стороны от неё, была усеяна головами любопытствующих горожан. Кое-где поблёскивали копья, много женских платков.

Темно, холодно. На верху, на этом плоскогорье — ветер задувает. Запалили несколько костров, не приближаясь к стене на перестрел. Молодёжь, подскакивая к стене поближе, втыкала в снег палки с перекрестиями. На них — гирлянды отрезанных ушей. В Городце не сразу поняли. Потом начался крик, вой. Стали стрелы кидать.

Мы не отвечали. Ни на стрелы, ни на ругань. Устали, замёрзли, надоело. Но — «конец — делу венец». Пока не «повенчаемся» — не остановимся.

Из насквозь промокших, промёрзших мешков стали доставать и выкладывать бордюр перед крепостью. Такой… венчик по кругу. Из отрубленных голов.

Когда-то я так делал перед вели Яксерго. Теперь — перед Городцом.

Я же дерьмократ, либераст и равноправ! Мне что суздальские головы, что эрзянские — одинаково хорошо катаются.

Меня к стене не пустили:

— Нефиг. У них самострелы есть. Охотники тама добрые. Белку в глазик бьют. Сиди тут.

Ивашко выехал поближе к стене, вытащил из мешка у стремени очередную голову. Помахивая и надсаживаясь, заорал:

— Эй, люди добрыя, городецкыя! Гляньте-ка! Во — глава вора да разбойника. Голова воеводы вашего, Радила-каина. В измене уличённого, в злодеянии посечённого. От руки Воеводы Всеволжского — убиённого. Все ли видят? Все ли узнают-радуются?

Со стены ударили несколько стрел. Ивашко, лихо джигитуя, отскакал назад, кинув по дороге голову Радила в общий ряд.