Пауло Коэльо - Одиннадцать минут

Ужин проходил в молчании – улыбка, улыбка в ответ – и Мария стала постепенно понимать, что такое «ток пошел», а ее спутник показал ей альбом с надписями на неведомом ей языке и фотографиями женщин в бикини (действительно, не чета ее купальнику – красивей и откровенней), вырезки из газет, яркие крикливые афиши и буклеты, где мелькало единственное знакомое слово – «Бразилия». Мария много пила, боясь, что вот-вот последует то самое предложение (хотя ей в жизни еще такого не предлагали, но триста долларов на дороге не валяются, а от выпитого все становилось как-то проще, особенно если вспомнить, что никого из ее родного городка поблизости нет). Однако швейцарец вел себя как настоящий джентльмен – даже пододвигал стул, когда она садилась. Наконец она сказала, что очень устала, и назначила ему свиданье назавтра, на пляже (ткнуть пальцем в цифру на циферблате часов, сделать волнообразное движение и медленно повторить несколько раз «завтра»).

Он вроде бы понял, тоже посмотрел на свои часы (наверняка швейцарские) и кивнул.

Спала она плохо. А когда все же удалось задремать, приснилось, будто все, что было, – было сном. Но проснувшись, поняла – нет, не сон: в скромном номере на спинке стула висело платье, под стулом стояли туфли, в условленный час на пляж должен был прийти швейцарец.

Запись в дневнике Марии, сделанная в день знакомства со швейцарцем:

Все мне подсказывает, что я готова совершить ошибку, но не ошибается тот, кто ничего не делает. Чего хочет от меня мир? Чтобы я не рисковала? Чтобы вернулась туда, откуда пришла, и не осмелилась сказать жизни «да»?

В одиннадцать лет, в тот день, когда мальчик спросил, нет ли у меня лишней ручки, я совершила ошибку. Именно тогда я поняла, что жизнь не всегда дает вторую попытку и что подарки, которые иногда она тебе преподносит, лучше принимать. Да, я рискую, но не больше, чем решившись сесть в автобус, привезший меня в Рио, – ведь он мог попасть в аварию. Если я должна хранить верность кому-то или чему-то, то в первую очередь – самой себе. Если ищу любви истинной и большой, то сначала надо устать от мелких чувств, случайных романов. Мой ничтожный опыт учит меня: никто не владеет ничем, все на свете призрачно и зыбко – и это касается и материальных благ, и духовных ценностей. Человек, которому случалось терять то, что, как ему казалось, будет принадлежать ему вечно (а со мной такое бывало часто), в конце концов усваивает, что ему не принадлежит ничего.

А если мне ничего не принадлежит, я не могу тратить свое время на заботы о том, что не мое; лучше жить так, словно сегодня – первый (или последний) день твоей жизни.

На следующий день, в присутствии Маилсона, переводчика-телохранителя, который теперь называл себя еще и ее импрессарио, Мария сказала, что принимает предложение – если получит документ, заверенный в консульстве. Швейцарец, для которого такое условие было, по всей видимости, не в новинку, ответил, что и сам этого хочет, поскольку для работы в его стране нужна официальная бумага, где черным по белому было бы написано – никто, кроме нее, не сможет делать то, что собирается делать она. Достать такой документ нетрудно – у швейцарских женщин нет призвания к самбе. Они отправились в центр города, и Маилсон потребовал комиссионные – 30 процентов от полученных Марией 500 долларов.

– Сейчас идет неделя выплат. Одна неделя, понимаешь? Ты будешь получать 500 долларов в неделю, но уже без вычетов, потому что я беру деньги только с первой выплаты.

До этой минуты предстоящее путешествие, сама мысль о том, чтобы куда-то уехать, – все казалось нереальным, чем-то вроде мечты, а мечта – штука очень Удобная, потому что мы вовсе не обязаны осуществлять то, о чем мечтаем. Мы избавлены от риска, от горечи неудач, от тяжких минут, а состарившись, всегда можем обвинить кого-нибудь – родителей ли (это бывает чаще всего), супругов, детей – в том, что не добились желаемого.

И вот возникает шанс, на который мы так надеялись, но лучше бы он не возникал! Как сможет она достойно ответить на вызов жизни, ей неведомой, как сумеет избежать опасностей, о которых даже не подозревает? Как оставит все, к чему так привыкла? Почему Пречистая Дева простерла свою щедрость уж так далеко?

Мария утешала себя тем, что в любую минуту сможет отказаться от этой затеи, обратить все дело в шутку, заявить, что не несет никаких обязательств, – дескать, просто хотела новых впечатлений, чтобы, вернувшись домой, было что рассказать. В конце концов, живет она за тысячу километров отсюда, в бумажнике у нее – 350 долларов, и, если завтра она решит собрать чемоданы и сбежать домой, ее никогда не найдут.