Григорий Неделько - В мире, забытом любовью…

Данная статья найдена в редакции журнала «Модерн». Материал находился на флэш-карте в ящике рабочего стола корреспондента J, бывшего сотрудника издания и автора текста. Информационный носитель обнаружили на следующий день после внезапного увольнения J.

Статья приводится без правок.

Так он процитировал, не здороваясь, чтобы затем посмотреть мне в глаза.

Я был уверен: бояться нечего. Хотя в месте, подобном этому, на ум приходили мысли самые разные, и отнюдь не весёлые. А его взгляд… Глубоко в зрачках, но не утаившись до конца, спряталась обжигающая боль – коварная судьбина побитого жизнью пса. Не злого только, а смирившегося с надписью на песочных часах, с придуманной кем-то высшим фабулой. Многоопытное и много знающее животное не способно помочь другим, ведь всё та же безжалостная судьба родила его безмолвным.

Собеседнику было что сказать – он же, несомненно, о чём-то умалчивал, пускай и согласился ответить на вопрос, который привёл меня сюда.

«Надо подготовить почву для разговора», – решил я.

– Ваши стихи?

– Ха, – предельно лаконичное выражение.

Подобрать пин-код к чужому сердцу – задача трудная. Я постарался:

– Вам страшно?

– Думаете, боюсь наказания? – вернулось вопросом. Молодой высокорослый мужчина, короткостриженый брюнет; он сидел напротив, положив ногу на ногу. – Нет, ошибаетесь: не осталось в мире вещей, что могли бы меня напугать, поскольку и мира как такового не осталось.

Уточнил:

– Для вас?

– Какая разница, – беззлобно бросил он, покрутил головой, отыскивая взором кого-то либо что-то. – Эй, приятель, дай прикурить.

Полноватый крашеный блондин с растрёпанными волосами не отреагировал. Подле него сидела пожилая дама с завитыми кудельками, однако зрение «приятеля», как его назвали, не выхватывало из общей картины фигуры возрастной женщины, пьяно скользя за гранью чёткости.

– Псих, – добродушно подвёл итог брюнет и заливисто рассмеялся. – Думаете, я тоже? – внезапно оборвав собственное веселье, произнёс долговязый. Поправил больничный халат.

Стало не по себе; изобразив благожелательную улыбку, пошутил:

– Телепатия? Уже второй раз наши мысли совпадают.

– Ну вам-то, разумеется, нечего бояться, – словно бы невпопад заметил интервьюируемый, опять «проникнув» в моё сознание. – Хоть здесь и не место талантливому, перспективному человеку.

Кажется, нащупалась удобная тропка для диалога.

– Никто не знает, что ему уготовано, – вроде бы не согласился я.

– Чушь. – Он тяжело вздохнул и вновь заозирался. – Да есть у кого-нибудь курить? Сдохну, если не затянусь!

– Везунчик, – серьёзно откликнулся сушёный старичок, деливший место за столом с молодой рыжеволосой девушкой, наверное, внучкой.

– Хохмачи. – Стриженый кратко выругался. – А вы, значит, не курите?

– Нет, вы правда телепат! Как догадались?

– Догадливый. К нам обязательно отправили бы некурящего, положительного, одарённого. – Подмигнул. – Вот и хорошо, вот и чудно.

Во мне сражалась толпа эмоций. Вырвалась искренняя фраза:

– Как же тогда вы, умный, даровитый, нашли пристанище тут, а не на телевидении? В роли генерального продюсера какого-нибудь канала, допустим. Интриги, да?

Раздалось презрительное фырканье.

– Если б не был умным и неординарным, то и не очутился бы. Лучше тут, чем там .

«“Там?” Кто же это, настоящий безумец?»

Сенсационный репортаж не вырисовывался.

И вдруг мужчина напротив перевернул ситуацию с пяток на темечко единственной фразой:

– К вашему сведению, все талантливые люди сидят в психушках. – Неглубоко вздохнул, подпёр щёку ладонью и добавил эхом: – А вам рано, вам рано… Видите ли, родись я бездарностью, гулял бы на свободе. Выбора не оставили: либо таблетки и подписка о невыезде из нового жилища, либо нечто гораздо хуже. – В голосе неожиданно засквозило напряжение, проскользнула ощутимая нотка ужаса.

Я молчал, ожидая продолжения. Вскоре оно последовало:

– Хотите историю? Нужна сенсация, репортажа требуют? Что ж, забирайте: и первое, и второе, и ещё кое-что, на десерт. Но без толку, к сожалению.

Силясь разобраться в недомолвках, сам поглядел ему в глаза – горизонтальные овалы, где заходилась в нервном танце вселенная. Она сжималась и разжималась, будто привычная каждому реальность. Болезненно-неизменно персональная бесконечность повторяла ритм, испокон века заведённый неделимым прототипом, подлинной Вселенной, вместилищем галактик, звёзд и планет. Копия страдала, неслышно захлёбываясь кошмаром хаоса.