Григорий Неделько - Там, где расползлись трещины

Он сидел на стуле. Мягкая спинка, мягкое сиденье. Ему нужно было откинуться на спинку, расслабить мышцы, освободить сознание. Но вместо этого он вытянулся в струну и до боли сжимал бёдра пальцами рук. Ногти впивались в кожу, на глазах выступили слёзы, но он не замечал этого. Он смотрел вперёд, на гладкую зеркальную поверхность, и больше его ничто не интересовало.

Зеркало.

Сколько времени он провёл на этом стуле? Белки́ покраснели, во рту пересохло. Его руки дрожали, как у невротика. Он почти стал невротиком. Закусил губу. Почему зубы не пронзили её насквозь, почему не пошла тёплая и солёная кровь? Теперь он задрожал всем телом.

Зеркало было разбито на шесть равных частей. Никто не ронял его, никто в яростном исступлении не ударил по нему рукой. Просто по зеркалу пошли трещины. Три идеально ровные линии. Три отрезка – как три жизни. Это они разбили зеркало на шесть равных квадратов. Это они были виноваты в том, что квадраты светились и показывали картинки. Жуткие картинки, гадкие картинки, отвратительные картинки.

И он не мог оторвать от них взгляда.

Картинки сменяли друг друга – так быстро, словно жаждали как можно быстрее разорвать ему сердце. Его пальцы отпустили ногу, и он почувствовал боль. Боль пронзила его мечом – от макушки и до кончиков пяток. Прошла насквозь и сжала в своих тисках. Но была и другая боль.

Его ладонь сжала левую часть груди. Его лицо превратилось в безобразную гримасу. Он вглядывался в картинки, которые насаждало ему зеркало, и хотел заплакать. И понимал, что не сможет этого сделать. И ненавидел себя за это. И за ту слабость, из-за которой в его глазах появлялись маленькие капельки влаги.

Он стиснул зубы и, качаясь на волнах боли, смотрел на первый сектор зеркала. Он располагался слева, вверху. И там кто-то…

…Женщина . Она стонала. Её спина согнута, руки вытянуты вперёд. Она как будто висит в воздухе. Но он понимал: он не видит пола лишь потому, что зеркало не хочет его показывать.

Всё происходило в комнате. Но пола и потолка не было, и два тела словно зависли в пустом пространстве.

Женщина, наклонившись, держалась за что-то руками. Длинные руки, стройное тело, привлекательная худоба. Женщина была совершенно голой. Её маленькие губы сжались в тонкую линию. Звуки, которые она издавала, напоминали ему мычание коровы во время случки. Случки…

Мужчина, с короткой стрижкой и без какой-либо растительности на теле, обхватил её упругие ягодицы своими потными руками. Он тянул женщину на себя, а потом отталкивал её. На себя – прочь, на себя – прочь. Вперёд и назад. И так без конца.

Мужчина запрокинул голову.

На губах мужчины выступила слюна.

Глаза женщины закатились. И когда опустились веки, открылся её алый рот. Раздался стон. Она стонала громко и ненатурально, и это ещё больше возбуждало мужчину.

Он задвигался быстрее. Он обозвал женщину, а потом поднял руку и ударил её по заду. И снова.

Стон усилился, но он знал, что это не из-за боли. И не из-за удовольствия. Он слишком хорошо знал эту женщину. Она начинала громко стонать ещё до того, как у неё внутри всё взрывалось. Она думала, что это заводит мужчину, а кроме того, только так она могла довести себя до оргазма.

Мужчина обзывал её: шлюхой, проституткой, грязной дешёвой девкой… Его голова моталась из стороны в сторону. Он хотел сдержаться, но у него ничего не получалось. Он сам застонал, и это были бабские стенания. Высокие, почти истошные. Он сжал ягодицы женщины и начал двигаться так быстро, как мог. Он ещё не излился в неё, но уже скоро, совсем скоро…

Стоны женщины превратились в жалкие всхлипы. Её тонкое, грациозное тело расслабилось. Она отдалась на волю потоку.

Волна поднималась и готова была захлестнуть её…

Он отвёл глаза. Его жена осталась наедине с голым возбуждённым мужчиной. А он смотрел на второй «экран». Девушка лет шестнадцати, его дочь, не знала, что за ней наблюдают.

Рядом с ней стоял парень, наверняка совершеннолетний.

– Эй, крошка, – сказал он, – если у тебя нет денег, ты ничего не получишь.

– Я могу отработать, – сказала девушка.

Она потянулась к пуговице на его джинсах.

Парень сделал шаг назад.

– Бэби, ты очень влажная и приятная, но сейчас у меня нет на это времени.