Глеб Горышин: Лондонка

Лондонка — это кепка…

Помните, что мы носили в конце сороковых — начале пятидесятых на наших ветренно-легкомысленных в ту пору головенках?.. Ну да, то самое — лондонки; кто еще не дорос, мечтал поскорей дорасти. Мальчишки редко щеголяли в лондонках, больше парни и взрослые дяди. В лондонках прошвыривались по Невскому (как тогда говорили, «по Броду») стиляги. Лондонкой мог хряснуть оземь жуковатый, фиксатый, приблатненный — где-нибудь у шалмана в Транспортном (по старой памяти Чубаровом) переулке. Лондонка шла к шикарному демисезону «цвета маренго», а также к клешам, тельнику, кирзачам или, лучше, хромовым «прохорям» в гармошку с завернутыми голенищами и обязательно выпущенными наружу проушинами для натягивания «прохорей».

Первые лондонки привезли в отечество с берегов Альбиона наши моряки, ходившие в Англию, и еще, может быть, футболисты московского «Динамо», навтыкавшие — помните? — голов основателям футбола. Колер лондонки — рябенький, серенький; главное в ней арочная кривизна козырька. Козырьку надлежит быть изогнуту наподобие грота, так, чтобы обладатель чудо-кепки мог нахлобучить ее на дурью свою башку, выглядывать из-под арочного козырька, как пес из будки…

Повадливые на обезьянство, мы скоро научились шить кепари по лондонскому образцу, должным образом заламывать козырьки, превзошли в этом деле умеренных англичан — и пошло-поехало. Помните?..

И я в те годы хаживал в рябенькой лондонке, то есть в обычной домашней кепке с собственноручно заломленным козырьком. Потом интерес к головному убору английского образца стал вянуть, как вянет все на свете. Было время, когда высшим шиком считались моряцкие причиндалы: мичманки, клеши, тельняшки, бляхи на ремнях — и это ушло.

Став студентом, я первым делом купил себе велюровую шляпу цвета «бэж». Ступив на стезю газетного репортера, покрасовался в чернильно-синем берете (редактор газеты, увидев меня в берете, сморщился и сказал: «Глеб Александрович, вы бы еще бантик привязали»). Потом вошли в моду кожаные кепки с пуговицей на маковке, вязаные шерстяные чешские шапочки с помпоном (такими шапочками укрывали головы от африканского солнца вожди освободительных движений в пятидесятые-шестидесятые годы). Все более утверждался обычай, перенесенный к нам из заграницы, — ходить с непокрытыми головами. И мы ходили…

Ходившие с непокрытыми головами девицы болели менингитом; негреющие символические девичьи головные уборы называли «менингитками».

Потом все вернулось на круги своя…

В середине семидесятых я поехал в Англию по туристической путевке и первое, что купил в английской торговой сети, — это лондонку, не самую модную, не дорогую, но коренную лондонскую уроженку сизо-болотного цвета. Не помню точно, где купил, может быть, на Оксфорд-стрит в универмаге Маркса и Спенсера, там есть все на свете, или на близлежащих улицах: Чэринг-кросс-роуд, Риджент-стрит, может быть, на одной из торговых улочек Блумсбери, где мы жили в отеле средней руки.

Между Чэрринг-кросс-роуд и Риджент-стрит помещается тихий в дневное время, к вечеру проникающийся бурлением и запахами лондонский Сохо, и в этом Сохо полным-полно диковин для новичка, одних секс-шопов пруд пруди (так было в середине семидесятых; к середине восьмидесятых — сам видел, свидетельствую: «сексуальная революция» унялась, мутный поток утихомирился, жизнь вошла в берега). Чем живы были хозяева этих, на наш взгляд, неизъяснимо странных торговых точек с запредельным ассортиментом товаров?.. Наблюдая, я видел входящих в секс-шопы особей разных наций, этнических и социальных слоев, глазеющих, иногда что-нибудь трогающих, перелистывающих, задерживающих внимание на тех или других предметах ассортимента, — и выходящих. Что-либо купившего я не увидел ни одного. Хотя… впечатления мои мимолетны. Да и вообще не нам об этом судить.

Для чего я речь-то завел о пресловутых секс-шопах (бывали и совсем крохотные секс-шопчики)? Постараюсь быть до конца откровенным. Однажды я сунул-таки свой нос в непотребную лавочку на Сохо, сам не знаю зачем. Ее пожилой, переживший последнюю войну хозяин с неожиданной для меня, тяжелой, осязаемой, против меня направленной ненавистью сказал на скворчащем, как яичница с салом на сковородке, английском языке: «Иди вон туда за угол и там выпей шнапсу!» Слово «шнапс» явилось ключевым ко всей фразе, я понял фразу, нашел объяснение ненависти ко мне хозяина секс-шопа. Он принял меня за немца (русские в Сохо не ходят), по возрасту я мог с ним и воевать, то есть против него; продавец непотребных штучек и дрючек в лондонском Сохо увидел во мне, потенциальном покупателе своего шопа, — «боша», «наци», существо, не прощенное им…