Пьер Буало - Пейзаж с Булли

Напевая, он разделся.

— Можешь погасить свет? — прошептала Сесиль.

Морис тотчас уснул. Перед тем как лечь, Сесиль заперла дверь на ключ и прислушалась. Замок жил своей жизнью — раздавались скрипы, вздохи, шелест. Она легла рядом с мужем, но была настороже. Какое счастье, что есть собака! В случае чего, она залает. У Сесиль был союзник. Против кого или чего? Абсурд какой- то! Она закрыла глаза и тотчас открыла снова. В комнате слышался запах увядших цветов. Она попробовала угадать, что это за цветы, затем отказалась от этой затеи… Сесиль проснулась, словно от толчка. Нет, ей не приснилось. Где-то работал мотор машины.

— Морис!

— Что такое?

— Ты не спишь?

Шум мотора приближался.

— Не бойся, — сказал Морис.

Он зажег свет и посмотрел на часы.

— Половина третьего… Наверное, Жюльен зачем-то вернулся.

— Не может быть!

— От него можно ожидать всего, чего угодно. Пойду посмотрю!

— Морис! Не оставляй меня одну.

Она вскочила и первая открыла дверь. Они подбежали к окну, выходившему из коридора во двор. Рядом с домиком Агиресов маневрировала машина.

— А может это не он? — прошептала Сесиль.

— Собака бы залаяла.

Машина объехала особняк, фары погасли.

— Имеет же он право возвращаться к себе, когда ему заблагорассудится, — заметил Морис. — Может он передумал. Утром выяснится. Здесь замерзнуть можно… Вернемся?

Они зашли в комнату, но Сесиль не могла уснуть. Если бы дядя Жюльен что-то забыл, он вошел бы в замок. А все было тихо. Если бы он уехал, то снова раздался бы шум мотора. Может быть, он решил переночевать в особняке? Чтобы их не беспокоить…

Наконец рассвело. Морис поднялся невыспавшийся и голодный. Он потратил целый час на приготовление завтрака. Сесиль к еде не притронулась.

— Позови дядю, — сказала она. — Познакомь нас.

Морис рассердился.

— Послушай, малышка, Жюльен уже много лет живет один. Он привык, чтобы в его дела не вмешивались и не задавали лишних вопросов. Можешь ты это понять? Никаких вопросов!.. Так что не начинай.

Они молча поели. Морис закурил трубку. Сесиль приготовила еду собаке. Разговор возобновил Морис.

— Держу пари, что он уехал. Поменял машину. Ему всегда нравились маленькие, спортивные. Теперь он далеко.

— Но мы бы услышали…

— Ладно. Но если он тут и захочет нас увидеть, то сам найдет. Я еду в поселок купить табаку и газету.

— И хлеба, — бросила Сесиль. — Побольше. В доме есть все кроме хлеба.

Пока Морис заводил малолитражку, Сесиль пошла открыть дверь псарни, с восторгом любуясь огромным псом с золотистыми глазами. Серого цвета, поджарый, с мощной грудью, длинноногий, он кружил вокруг, слегка подобравшись, и вызывая невольный страх своей ловкостью и силой.

— Сюда, Булли!

Она подняла руку на высоту плеча. Пес легко перемахнул через нее и радостно залаял.

— Да ты настоящее чудовище, — сказала Сесиль. — Сиди здесь и молчи. А то разбудишь хозяина.

На кухне пес быстро съел похлебку. Но всякий раз, когда Сесиль отходила от него, переставал жевать. Ей пришлось стоять рядом. Затем он побрел за ней в комнату и разлегся на полу, пока она убиралась.

— Значит ты влюбился? — спросила Сесиль, поглаживая собаку.

Она спустилась во двор и издали посмотрела на особняк. Домик был двухэтажный, с наглухо закрытыми ставнями. К нему примыкало длинное низкое строение. Сесиль миновала заросли бересклета и оказалась с другой стороны дома. Машина дядюшки стояла под навесом. Хотя Сесиль была к этому подготовлена, но все равно замерла на месте. Ей захотелось постучать, позвать. Может, дяде Жюльену стало плохо? Ведь Морис сказал, что тот неважно выглядел. Особняк казался заброшенным. Сесиль медленно подошла к машине. На водительском месте лежала старая нейлоновая шляпа, какие носят охотники. Сесиль на цыпочках отошла и снова взглянула на молчаливый фасад дома. Она улыбнулась, заметив, что пес, опустив голову, наблюдает за ней.

— Ну и дура же я! Вечно что-то придумываю!

Миновав старые конюшни, стены которых избороздили потоки воды, она оказалась возле пристройки с трухлявой дверью. Подняла щеколду, вошла… Перед ней оказалась древняя карета с позеленевшим от времени кожаным верхом. Вероятно, именно в ней жена таможенного чиновника выезжала по воскресеньям в Льеж к мессе. Корпус повис на сломанных рессорах. Но медные красивой формы фонари были целы. Позади нее заскулил пес. Опустив голову, взъерошенный, он кружил в двадцати метрах, словно натолкнувшись на невидимый барьер.