Стефан Цвейг - Цицерон

В четырнадцати филиппиках, в четырнадцати речах Цицерон — уже не адвокат, выступавший в подчас сомнительных, нечистых процессах, а защитник благородного дела — находит поистине великолепные, волнующие слушателей слова. «Пусть другие народы живут, если им это нравится, в рабстве, — обращается он к согражданам, — мы, римляне, этого не хотим. Не завоевав свободу, мы умрем». Если государство действительно дошло до последнего унижения, то народу, который завоевал мир (nos principes orbium terrarum gentiusque omnium), подобает вести себя так, как ведут себя на арене ставшие рабами гладиаторы, — лучше умереть, глядя врагу в лицо, чем дать прикончить себя как скот. «Ut cum dignitate potius cadamus quam cum ignominia serviamus» — предпочесть смерть в бою жизни в позоре.

Пораженный, слушает сенат, слушает собравшийся народ эту филиппику. Иные, возможно, знают, что такие слова осмеливались говорить на рынках лишь сотню лет назад. Скоро стране цезарей придется лишь раболепно преклоняться перед мраморными статуями императоров, и вместо прежних свободных речей разрешен будет только шепот льстецов и доносчиков. Трепет охватывает слушателей, трепет вызванный и страхом, и восторгом перед этим старым человеком, который с отчаянным мужеством, хотя и потеряв в душе всякую надежду, защищает независимость людей духа и законы республики. Колеблясь, они соглашаются с ним. Но пылающие факелы воодушевляющих слов уже не в состоянии зажечь обратившиеся в труху основы римской гордости. И пока этот одинокий идеалист проповедует на рынках благородство самопожертвования, за его спиной бессовестные повелители легионов уже заключают постыднейшее в римской истории соглашение.

Тот самый Октавиан, которого Цицерон славил перед сенатом как защитника республики, тот самый Лепид, статую которого за заслуги перед римским народом Цицерон требовал установить в Риме, ибо Октавиана и Лепида он отличал, полагая, что они помогут отстранить от власти узурпатора Антония, — оба они сейчас предпочитают действовать в своих личных интересах. Поскольку ни один из трех военачальников — ни Октавиан, ни Лепид, ни Антоний — не имеет достаточных сил, чтобы в одиночку овладеть Римским государством, эти смертельные враги приходят к соглашению разделить между собой наследство Цезаря; вместо великого Цезаря Рим внезапно получил трех ничтожных цезарей.

Наступает всемирно–исторический миг — вместо того чтобы подчиниться сенату и соблюдать законы римского народа, три полководца объединяются, чтобы, создав триумвират, разделить так легко доставшуюся им военную добычу — гигантское, охватывающее три части света, государство. На небольшом островке под Бононией у слияния рек Рено и Лавино, разбивается палатка, в которой должны встретиться три преступника. Само собой разумеется, каждый из этих трех военачальников ненавидит остальных двух. Очень часто они в своих прокламациях называли друг друга негодяем, лжецом, узурпатором, врагом государства, вором, разбойником, не очень заботясь о том, насколько справедливо то или иное обвинение. Но людям, обуреваемым жаждой власти, важна лишь власть, а не убеждения, добыча, а не честь. Приняв серьезные меры предосторожности, партнеры приближаются в согласованном месте друг к другу, и лишь после того, как будущие властелины мира убедятся в том, что ни один из них не имеет при себе оружия, чтобы прикончить нового союзника, они обмениваются дружескими улыбками и входят в палатку, где должно быть заключено соглашение о создании триумвирата.

Три дня Антоний, Октавиан и Лепид без свидетелей находятся в этой палатке. Им следует решить три вопроса. Во–первых, надо определить, как разделить мир между собой, — это вопрос они решают быстро. Октавиан должен получить Африку и Нумидию, Антоний — Галлию, а Лепид — Испанию. Решение второго вопроса также не доставляет им много хлопот: как раздобыть деньги для жалованья легионеров и партийных прихвостней, которое уже несколько месяцев не выплачивается. Проблема решается быстро — деньги будут получены способом, который в те времена часто применялся. У наиболее богатых людей страны будет захвачено имущество, а для того чтобы те не могли поднять по этому поводу шум, их сразу уничтожат. Удобно расположившись за столом, три человека составляют проскрипционный список (официальное оповещение о лицах, поставленных вне закона), включивший в себя две тысячи имен наиболее богатых людей Италии, среди них — сто сенаторов. Каждый называет тех, кого знает, в том числе своих личных врагов и противников. Таким образом, после решения территориального вопроса новым триумвиратом быстро и полюбовно был разрешен и вопрос экономический.