Юрий Хвалев - Лекция

В полумрак зрительного зала, где на сцене репетировали, судя по хорошим манерам что–то из классики, вошёл человек неопределённого пола. На него, как говорят в таких случаях, ноль внимания. Тогда он демонстративно хлопнул дверью. К нему сразу, как часто бывает, отнеслись со вниманием: пять артистов хором возмутились, двое за кулисами многозначительно промолчали. Режиссёр, сидевший в проходе за партой–одиночкой, приложился кулаком так, что настольная лампа потухла. За кулисами что–то грохнулось.

— Какого чёрта вы здесь стучите?! — закричал режиссёр.

— Это вы стучите! — парировал вошедший.

— Вон отсюда!! — опять закричал режиссёр.

Вошедший выжидал. Возможно, ему хотелось произвести впечатления в полнейшей тишине. Голоса стихли. Настольная лампа, поколебавшись в разумных пределах, засветилась снова, правда, уже не так ярко. Но этого было достаточно, чтобы видеть, как режиссёр возмущён.

— Я от Романа, — подходя к режиссёру, сказал вошедший.

— А–а–а, — протянул режиссёр. — Вот оно что!

— Да. Вот, — собеседник протянул режиссёру сложенный пополам лист.

— Что это?

— Доверенность.

— На сегодня всё! — обращаясь к артистам, бросил режиссёр. — Все свободны.

Артисты сошли со сцены, обменявшись колкими репликами, точно не по сценарию, потому что использовали непристойную банальную ругань.

— Роман вам доверяет? Наде же! Ладно, не обижайтесь, я люблю в меру иронизировать. — Рассматривая бумагу, режиссёр насторожился. — Но здесь не вписано конкретное лицо…

— Доверенность на предъявителя. Я это лицо.

— Но в приватной беседе Роман мне говорил, что не доверяет никому.

— Да, — собеседник демонстративно закурил. — Поэтому доверенность действительна всего три дня. До семнадцатого.

— Угостите сигаретой. — Попросил режиссёр. — Спасибо. Подождите, семнадцатого премьера! Это совпадение?

— Нет…

Режиссёр погрузился в свои мысли с определённой целью, поставить перед собеседником вопрос ребром, но погружение получилось настолько мелкое, что главный, так сказать, вопрос вопросов найти не удалось. Пришлось довольствоваться вопросом, который, естественно, плавал на поверхности.

— Простите, вы мужчина? — режиссёр впился глазами в доверенное лицо. — Или женщина? Поймите, мне нужно знать как себя вести дальше. Наконец, скажите ваше имя.

— Дальше? Ведите себя естественно. Мужчина и женщина здесь имеют абсолютно одинаковые права, — собеседник взглянул на парту–одиночку, но, не увидев пепельницы, стряхнул пепел на пол. — Потом вас мучает совсем другой вопрос. Зачем я здесь.

— Ну и зачем вы здесь?

— Семнадцатого премьера. Так вот, во время спектакля, наверно, ближе к антракту, вы выйдите на сцену и выступите с лекцией.

— Что, что?! — режиссёр прыснул в кулак. — Выступлю с лекцией?! Вы с ума сошли!

— Роман готов в пять раз увеличить финансирование. Деньги огромные. Поймите, тогда осуществится ваша мечта. Вы же хотели снять фильм? Так снимайте!

— Откуда вы знаете?

— Ваше интервью в газете, написано чёрным по белому.

— Ваша лекция: бред сивого мерина, — с фальшивой ноткой в голосе подчеркнул режиссёр.

— А ваш спектакль по мотивам мировой классики не бред? — чуть повышая тон, спросил собеседник. — Пять часов зрители ждут прибытия поезда. Главный герой бегает по сцене, в чём мать родила, и через каждые три слова вспоминает чью–то «мать».

— Ну, знаете, ваше мнение выходит за рамки приличия. — Режиссёр достал фляжку и сделал несколько глотков. — Фу. Не забывайтесь, я, между прочим, лауреат.

Хлынул дождь. Крупные капли забарабанили с каким–то летним весельем, рассыпаясь по сцене хрустальными брызгами. Где–то вдалеке прогремели раскаты грома; на горизонте мелькнули зарницы.

— Что это? — спросил собеседник.

— Вот так всегда, — режиссёр отмахнулся, — специалист по погоде забыл выключить «дождь».

— Так как же с лекцией? — спросил собеседник.

— Я должен подумать…

Семнадцатого числа, во время премьерного спектакля, когда до антракта оставалось примерно пять минут, на сцену вынесли трибуну. Актёры вежливо удалились, а переполненный зрительный зал (сидели даже в проходах), почувствовав антракт, начал рукоплескать. Многие встали с места, возможно, мечтая о буфете (выпить и закусить), но увидев режиссёра, который шёл к трибуне, зааплодировали. На премьеру редко попадёт случайный зритель, как правило, здесь находятся ценители Мельпомены. Встали все. Овация достигла предела. Владельцы цветов уже тянулись к режиссёру. Послышались возгласы «браво!»