Мишель Вико: И посадил дед репку

После сих слов Макар Дмитриевич, не смотревший на супругу своего фронтового товарища, и вообще сидевший к ней боком, скосил в её сторону глаза, словно не мог сейчас повернуть головы.

Смерив Зинаиду Викторовну хмурым взглядом, он спросил её:

— С тебя, что ли пример брать–то надо? Ходишь тут по всей деревне, треплешься почём зря.

— Как это почём зря! — возмутилась Зинаида Викторовна, поправив платок на голове. — К тому же я говорю не о себе. Люди и телеги мастерят, и заборы ремонтируют…

— И репку в огороде сеют, — перебил её Макар Дмитриевич.

— А тебя никак зависть разобрала? — наклонив на бок голову, воскликнула Зинаида Викторовна, пронзив старика взглядом.

— Конечно, разобрала, — выдохнув облако синеватого дыма, выстрелил словами Макар Дмитриевич. — У меня и то не знаю, что вырастет…

Тут пришла очередь Зинаиды Викторовны перебить слова собеседника, что проделала она с удвоенным пылом:

— А надо знать, что сажаешь!

— Надо знать, надо знать, — передразнил её Макар Дмитриевич, даже слегка состроив гримасу ехидства. — Надо сначала дослушать, что тебе говорят, а не перебивать на полпути.

В довершении слов, он неожиданно и для самого себя, взмахнул правой рукой, словно находился сейчас на собрании али митинге, и призывал сим жестом, многочисленную аудиторию к особому вниманию.

— Давай я тебя послушаю, — важно согласилась Зинаида Викторовна, сложив руки у себя на животе.

В ней было в эту минуту столько самодовольства, что она с лёгкостью пропустила мимо собственного сознания, и гримасу и вольный жест своего оппонента.

Ей было ужасно интересно поглубже зацепить Макара Дмитриевича за его самоуверенность, а потому и сочла уместным, дать ему слово. Так ей казалось, собеседник будет повержен куда более значительно.

— Я вот говорю и сам не знаю, что за репа вырастет у меня в огороде, — вернувшись к прежним своим словам, сказал Макар Дмитриевич, продолжая курить. — Внучка из города прислала с письмом. Пишет, что даёт хороший урожай и вроде как не у нас выведена.

— Вот у тебя всё вроде да вроде, — не сдержалась Зинаида Викторовна, пропустив из–за собственного высокомерия основную суть слов Макара Дмитриевича. — А вот у нас аглицкая и не какая–нибудь там, а та, что надо! Я пробовала!

— Скажите, пожалуйста, — повернувшись к ней всем телом, хлопнул себя по коленям Макар Дмитриевич. — Где же это вас угощали?

— Где надо! — не успев придумать доскональный ответ, в запале воскликнула Зинаида Викторовна.

До встречи с Макаром Дмитриевичем, она не слышала подобных вопросов, так как все слушали её рассказ, чуть ли не раскрыв рты, а поэтому, говоря о репе, Зинаида Викторовна лишь краткой фразой и то лишь пару раз упомянула о своих дальних родственниках из города.

При прямом же вопросе, она сиюминутно растерялась.

— Не подскажешь адресок? — моментально съехидничал Макар Дмитриевич без соответствующей гримасы. — На старости лет хочется репки, сладкой как мёд, попробовать.

— Ишь ты чего захотел, — вздёрнула нос Зинаида Викторовна.

В пылу остроты разговора, она даже не задумалась над тем, что и словом не обмолвилась с Макаром Дмитриевичем по поводу репки, сладкой как мёд.

— Впрочем, так и быть, — смягчилась Зинаида Викторовна, продолжая начатую тему в том же направлении к возвышению собственного превосходства, — по осени урожай вырастет, мы тебя угостим, тем более что репа будет большая, и её будет много.

— Спасибо тебе и на этом, — поклонился Макар Дмитриевич, привстав с лавки, после чего опять сел на неё. — А то я сегодня, когда твоему Агафону семена утром давал, не знал, где репа лучше приживётся и вырастет. У меня в огороде али у вас. Оказывается, ты всё знаешь. У вас. Так я осенью обязательно зайду, напомню о себе.

Наступила молчаливая пауза, во время которой Макар Дмитриевич спокойно вытряхнул пепел из трубки и поднялся с лавки.

— Так я осенью обязательно зайду, — повторил он не глядя на Зинаиду Викторовну и также, не удостоив её и мимолётным взглядом, удалился к себе в дом.

А Зинаида Викторовна осталась стоять на том самом месте, откуда только что вела прежде победный разговор с Макаром Дмитриевичем.

Всё её тело напоминало сейчас неподвижное каменное изваяние, которому её автор, её скульптор, постарался придать как можно больше схожести с живым человеком, что особенно выделялось в каждой чёрточке лица, нахлынувшей волной растерянности.

Дополнительно упомянутая эмоция выражалось тем, что стояла женщина после ухода Макара Дмитриевича, с открытым от изумления ртом, опустив одну руку вниз, а вторую прижав ладонью к груди в которой сейчас замерло всё её горячее дыхание.