Василий Афонин - Роща

— Да. Да. Так, так, — кивал он, хмуро глядя себе под ноги, вроде бы слушая и не слушая говорившего, но все же слушал, потому как вдруг подымал голову, задавая убийственный вопрос, и лицо докладчика сразу менялось, он начинал потеть, сдвигать брови…

Картина была замечательная в высшей степени, Камышов с интересом наблюдал. Подчиненные стояли полукругом шагах в десяти-пятнадцати от руководителя, все в застегнутых плащах, шляпах, галстуках, опасаясь лишний раз пошевелиться, либо сказать что-то один другому. Некоторые поворачивали шеи, стянутые галстуками.

— Следующий, — руководитель называл фамилию.

Названный делал два шага вперед, отделяясь от своих, теряя как бы их молчаливую поддержку, опускал и без того опущенные руки, подбирал живот, начиная говорить-докладывать.

Многих Камышов нынче уже знал, у многих побывал в кабинетах, мысленно отмечая сейчас, что в кабинетах своих перед посетителями держатся все они совсем иначе, чем здесь, на поляне возле оврага. Те, кто вел речь непосредственно о роще, говорили не о том, как есть на самом деле, а о том, как должно быть. А быть должно хорошо. Все уже продумано, все осмыслено, все собрано воедино, сосредоточено, еще одно усилие — и положение рощи неузнаваемо изменится, вопрос будет снят. Но пока…

— Да, да. Так, так, — кивал руководитель, хмуро глядя поверх плеча говорившего. — Так, так. Хорошо. Вы свободны. Следующий. Слушаем вас.

Но Камышов ничему уже не верил. Он думал, что вот, зачем эти красные слова, а лучше бы взять сию минуту каждому в руки грабли и вилы, проскрести рощу от края до края, сбрасывая собранное в кузова грузовиков. Сдвинуть бульдозером с берегов в овраг завалы, разровнять, засыпать землей, утрамбовать, покончив раз и навсегда с оврагами. Выровнять предзаводскую зону, чтоб в дальнейшем засадить ее пихтами, соснами, разбить на ней цветники. Сделать часть работы, а то и половину. Вон сколько их. Так нет, поговорят, разъедутся, сядут по кабинетам, начнут подписывать бумаги, звонить, давать указания. Руководить. А роща так и останется…

Это было в мае. А среди лета Камышов случайно узнал, что через рощу с левого берега речушки к заводу тянут газопровод. Он побежал туда и увидел, что, расширяя старую просеку, спилили много берез и других деревьев, а низкие пни засыпали землей, скрывая. От речки по просеке почти до самой заводской ограды прорыли траншею под трубы. Краем оврага проложили дорогу, и тяжелые грузовики возили по ней к речке на поляну трубы и железобетонные сваи, ломая прицепами мелкие деревца.

Камышов начал было сгребать с пней землю, считая пни, — бросил, ушел в тальниковую чащу, сел на валежину, закурил. Так он сидел довольно долго, ломая в пальцах хворостину, отбрасывая отломанное. Закуривал снова, но дым был горек. Встал, ушел домой.

…Прошло несколько лет. Руководителя области давно перевели в другое место на еще более высокую должность. В рощу Камышов не ходил. Из уличных разговоров знал, что там все так же, как и было. Времена года менялись, жизнь неслась, не остановить, принося все новые заботы.

Но иногда вдруг всплывал в памяти сухой ясный августовский день, как бы уже и не летний совсем, осенний. Редкие березы на солнечной поляне. Желтая листва берез, красная — осин. Легкий шум ветра над головой. Под одной из берез, засмотревшись на яркий рябиновый куст, стоит рослый статный человек. Пиджак расстегнут, светлые волосы надают на высокий лоб. Человек улыбается. Обаятельная улыбка неузнаваемо преображает его суровое, властное лицо.

Вспомнились и те надежды, что связывал Камышов с этой улыбкой…