Вячеслав Харченко: Спокойная жизнь

– Вы читали Мураками? – спросил я.

Услышав ответ, я обрадовался, взял Раю за руку, и мы пошли на улицу – в наше светлое завтра, в наше прекрасное будущее, в наш совместный и чудесный сон. Меня посетило такое счастье, что всю дорогу в метро я молчал и только крепко сжимал тонюсенькую Раину ладошку, тёплую и влажную.

«Как же долго я искал тебя», – думал я.

На улице ликовал май. Утки на Люблинском пруду ещё жили стаей и не разбились по парам. Мы купили два батона и стали их кормить. Зелёные голодные селезни, расталкивая бедных серо-коричневых самочек, бились у наших ног. «Ах, гормоны, гормоны», – думал я.

В ту ночь у нас ничего не было. Рая зачем-то вымыла всю посуду, подмела пол, перевесила занавески, постирала белье, приготовила борщ, и когда я наконец-то оттащил её от плиты, сил у нас ни на что не осталось. Мы просто сидели счастливые и смотрели друг другу в глаза. Когда я утром собрался на работу, то меня ждал крепкий кофе и нарезанные бутерброды с бужениной.

Что за удовольствие новая жизнь! Буквально через две недели после переезда Рая устроила мне ремонт. В первую очередь были выброшены старые еле живые книжные шкафы. На их место встал моднейший зеркальный шкаф-купе, и хотя после этого я не знал, куда мне поставить половину книг, я всё равно обрадовался, потому что в моей мучительной и размеренной жизни возникла живая струя, что не могло меня не удивлять.

Потом Рая пригласила юрких таджиков, которые создали в спальне чудо – подвесной потолок, столь милый и воздушный, что из комнаты не хотелось выходить. Мы могли часами лежать в кровати, уставившись вверх, просто из любви к искусству, так нам нравилось. Можно было даже не смотреть глубокомысленный артхаус, а просто наблюдать, как шаловливые мухи бродят по голубой глянцевой поверхности из стороны в сторону, словно чёрно-белые бурёнки на альпийском пастбище.

Затем Рая содрала обои и наклеила новые. Это были шикарные виниловые вздутые полосатые обои, от которых вся моя двухкомнатная квартира превратилась в музей, не хватало только мебели времен Людовика XIV, но её стремительно сменил итальянский новодел. Потом мы поехали в Турцию, где «всё включено».

В завершение всего в доме появился кот Масик: рыжий полосатый коротконогий заморыш, найденный на Люблинской помойке по случаю спасения всего живого. Он важно расхаживал по кухне и требовал еды громким пронзительным голосом, как муэдзин. Время от времени он занимал нашу широкую кровать и не хотел оттуда уходить даже под страхом раскаяния. Масик отличался тем, что мог иногда сходить мимо лотка, но это не останавливало нашей к нему любви.

А самое главное – мне всё нравилось. Нравились даже не перемены, а то, как они делались. Я в любой момент мог ударить кулаком по столу и сказать, что это и это мне не по душе, и Рая со мной полностью соглашалась и делала так, чтобы мне понравилось, хотя, если честно сказать, я ни разу так и не ударил по столу кулаком. Только один раз возмутился, что исчезли альбомы голландской живописи, но они быстро нашлись, Рая их случайно вынесла в коридор.

Как-то раз мы сидели с Андреем в кафе «Ласточка» и пили жигулёвское пиво, заедая его твердокаменной тресковой соломкой, сколь солёной, столь же и зубодробительной. Где-то в небе парил ястреб, сонный, но опасный, воробьи листиками шевелились в кустах и отчаянно чирикали, словно у них проходили думские прения. Из жидкокристаллического телевизионного дисплея устало вещал президент, и казалось, что жизнь удалась, но чувство необъяснимой досады не покидало меня.

– Как дела, старик? – спросил Андрей.

– Мне чего-то не хватает, – прошептал я.

– Как Рая?

– Желает получить высшее образование.

– Могу взять к себе. У нас недорого, а тройки натянем.

Я внимательно посмотрел в добродушное и открытое лицо Андрея. Я никогда не понимал, когда он шутит, а когда говорит серьезно. Вот и сейчас на его лице я ничего не прочитал и углубился в меню, хотя какое может быть меню в забегаловке возле метро? Шашлык-машлык, пельмени и гамбургеры.

Мне казалось, что за три года совместного жития с Раей я изучил её вдоль и поперёк, мне всё нравилось, я был доволен, как ведётся домашнее хозяйство, как Рая готовит, как присматривает за детьми, но я не мог уразуметь, зачем ей высшее образование. Даже более того, я понимал, что боюсь – если Рая образование получит, то от меня упорхнёт ненадёжное летучее эфемерное счастье, которого я добивался всю свою жизнь, которого мне так не хватало со Светой, без которого я просто не выживу в этом пропащем мире.