Виктор Федоров - Весенний ветер

Однако тревога не проходила. И чем меньше времени оставалось до начала атаки, тем больше росло беспокойство. Кисляков часто посматривал в сторону Полдышева. Ему очень хотелось знать, о чем тот думает в эти напряженные минуты. «Наверное, тоже о семье, — размышлял Кисляков. — Теперь я для него вроде помехи. Если что случится со мной, он рад будет. Тогда наверняка он поедет…»

Полдышев действительно в эти минуты, последние минуты перед боем, думал о Ленинграде, о семье.

«В Ленинграде сейчас весна. Течет с крыш, сыро. — И Федор мысленно видел большой город с мокрыми улицами, по которым медленно идут усталые, истощенные, но не павшие духом люди. Затем Полдышев мысленно представил старинный дом на Садовой и небольшую комнату, где он жил до ухода в армию. — Как-то сейчас выглядит Танюша? Когда я ушел на фронт, ей было два года. Теперь — четыре… А Саше уже шестой год… — И Полдышев думал о том, как дочурка и сын обрадуются его приезду, как он сразу их обоих возьмет на руки и прижмется шершавыми, обветренными щеками к нежным детским личикам. — А вдруг в город пошлют только Кислякова?..»

Начавшийся артиллерийский налет прервал размышления Полдышева. Воздух наполнился трескучим гулом. Земля задрожала, как от подземных толчков. На правом берегу снаряды рвали и подбрасывали вверх мерзлые, перемешанные со снегом комья. Над немецкими траншеями висела сплошная грязная пелена из дыма и земли.

Так продолжалось минут пятнадцать.

Кисляков не слышал выстрелов ракетницы, но увидел, как высоко в небо взвилась ракета, разбрасывая по сторонам ярко-красные искры и оставляя за собой едва приметный след дыма. Кисляков и Полдышев одновременно вскочили на ноги, разом перепрыгнули через узкую полоску воды у берега и понеслись по льду, прикрытому тонким слоем снега. На льду Федор обогнал Григория и побежал впереди, левее его.

Как только бойцы батальона оказались на льду, противник ожил. Над головами наступающих запели пули. Открыли огонь два миномета, не подавленные артиллерийским налетом. Мины шлепались на льду, поднимая вверх осколки, похожие на измельченное стекло. В груди Кислякова бешено колотилось сердце: скорей-скорей-скорей! Миновать реку, вырваться из-под минометного обстрела… — и Григорий побежал быстрее. Полдышев тоже ускорил шаг.

Кисляков уже был на середине реки, когда вдруг под ним треснул и проломился лед. Подчиняясь инстинкту, он успел раскинуть руки в стороны. Автомат стукнулся об лед, а солдат повис на руках. Из груди его вырвался испуганный крик:

— А-а-а!..

Полдышев обернулся и увидел Кислякова, барахтающегося в воде. Видимо, Григорий угодил в старую воронку, которую ночью затянуло тонким льдом и присыпало снегом. Григорий судорожно хватался руками за кромку льда, пытаясь выбраться из воды, но лед обламывался. Кругом метались мутные всплески рвущихся мин, осколки оставляли на снегу глубокие, расходящиеся лучами бороздки.

Полдышев остановился. Он понимал, что задерживаться на льду рискованно: может накрыть миной. Но лицо Григория, искаженное болью и страхом, заслонило у Полдышева мысли об опасности. Он лег на лед, снял поясной ремень и пополз к Кислякову.

Григорий торопливо ухватился одной рукой за конец ремня и, опираясь второй рукой об лед, вылез из воды. Это неожиданное происшествие, чуть не стоившее Кислякову жизни, парализовало его. Белый как снег, мокрый, он оторопело стоял на льду, пока Полдышев не закричал:

— Что стоишь? Надо уходить из-под огня. Вперед!..

Они сделали несколько шагов, и вдруг сзади грохнуло. Кислякова обдало горячей волной воздуха, а Полдышев со всего маху ткнулся лицом в снег.

Кисляков подбежал к товарищу и наклонился над ним.

— Федя, ты что?

— Бок… Правый… — прохрипел Полдышев и застонал.

Григорий приподнял его, взвалил к себе на спину.

— За шею руками держись. За шею…

Но Полдышев ослаб, его тело обмякло. Тогда Кисляков ухватился руками за кисти рук товарища и, согнувшись под тяжестью, быстро пошел вперед. Намокшее обмундирование затрудняло движения, полы шинели путались в ногах. Полдышев был очень тяжелым. Кисляков чувствовал на своем затылке его горячее дыхание, слышал отрывистый шепот:

— Гриша, брось… Беги один. Миной накроет обоих…

Но Кисляков только крепче сжимал руки Полдышева и, задыхаясь от напряжения, шел и шел вперед.

На берегу он положил Федора на снег. На правом боку его белого маскировочного халата зловеще расползалось темно-красное пятно. Кисляков вытащил из кармана Федора индивидуальный пакет, протянул руку к крючкам шинели, но раненый слабым движением отвел руку товарища.