Исаак Зингер - Сын из Америки

Но Адель только зря переводила деньги. Она покупала груды шелка, бархата, кружев и всякой всячины. На границе ей приходилось платить пошлину, и вся дешевизна шла прахом.

Да, на Рош Ашана и Йом Киппур Адель покупала себе место в синагоге. Но одевалась так, что и представить невозможно. Она готовила себе целый гардероб как на свадьбу. На самом деле она никогда не была благочестивой. В синагоге она не молилась, а пялилась на женские наряды. Порой ее место оказывалось рядом с моим. Кантор запевал литургию, женщины обливались слезами, а Адель все шептала мне на ухо про платья, украшения, про то, как одета одна и как разрядилась другая. Ей тогда уже шел седьмой десяток. По правде сказать, она никогда не выглядела прилично, несмотря на все свое модничанье. Была в ней какая-то убогость, которую не могли прикрыть наряды. Как-то получалось, что она всегда казалась растрепанной и помятой, словно спала одетой. И все же никому в голову не приходило, что она способна сделать то, что она потом сделала.

Говорят, что старые девы не живут подолгу. Чистый вздор. Эта Адель пережила двух своих сестер и трех братьев. Она лишилась зубов и осталась с пустым ртом. Почти все волосы ее вылезли, и ей приходилось носить парик. Тем временем я потеряла мужа, но осталась жить в том же разваливающемся доме, хоть мне и пришлось отказаться от лавки.

К чему я это все говорю? Да, Адель. Она по-прежнему наряжалась, бегала к портным и глядела, что бы такого купить по дешевке, точно так же, как в молодости. Однажды, когда я пришла к ней домой, она стала рассказывать мне о том, кому оставит свое имущество. Она написала завещание, упомянув всех своих родных — женщин, не мужчин. Этой племяннице — шубу, той племяннице — другую шубу, одной — персидский ковер, другой — китайский ковер. Никто не отказывается от наследства, но кому нужна одежда сорокалетней давности? У нее были наряды времен короля Собеского [53] Собеский Ян (1629–1696) — король Речи Посполитой (Ян III). . У нее было белье, которое она ни разу не надела, но стоило дотронуться до него, и оно расползалось как паутина. Каждое лето она пересыпала имущество нафталином, но моль все равно добиралась до него. У нее было с десяток сундуков, и она их все открыла передо мной. Когда-то за эти вещи заплатили бы по-царски, но теперь они не стоили ни гроша. Даже ее украшения успели выйти из моды. В прежние времена носили тяжелые цепи, большие броши, длинные серьги и пудовые браслеты. А теперь молодым женщинам нравится что полегче. Ну вот, значит, я слушала ее и кивала.

Вдруг она говорит: «Я готовлюсь и к будущей жизни!» Я подумала, что она оставляет что-нибудь бедным невестам или сиротам, но она открыла какой-то сундук и показала мне свои саваны.

Люди добрые, много я повидала на своем веку, но, когда я увидела эти саваны, я не знала, смеяться мне или плакать: самое дорогое полотно, кружева так и пенятся, капюшон впору папе римскому. Я сказала ей: «Адель, евреев не облачают в роскошные погребальные наряды. Я не сильна в Писании, но знаю. Это гои наряжают своих мертвых кто во что горазд, а всех евреев погребают одинаково. И зачем покойнику модничать? Чтоб понравиться червям?» А Адель сказала: «И все же мне нравятся красивые вещи».

Я сообразила, что она не в своем уме, и сказала ей: «Мне-то что, но погребальное общество никогда этого не допустит». Думаю, она ходила спросить у раввина, и тот сказал ей, что саваны делаются из грубого полотна. Нельзя использовать даже ножниц — полотно приходится рвать. Женщины не сшивают их, а лишь сметывают. Зачем хлопотать о теле после того, как оно перестало существовать?

По закону, если кто-нибудь умирает в первый день праздника, похороны устраиваются на второй день. Это разрешено. Но как быть с саваном? Никому не позволено шить саван в праздник. Есть старухи, которые заранее готовят себе саван, и, если возникает нужда, они уступают его, а семья или община возмещают им убытки. А если не возмещают, много ли стоят несколько локтей полотна? Есть поверье, что отдавший саван будет жить долго, а каждый хочет жить, даже тот, кто уже одной ногой стоит в могиле.

Тогда в месяц Элул [54] Сентябрь. случилась настоящая эпидемия. Накануне Рош Ашана и на следующий день умерло человек двадцать. Женщины из погребального общества знали, что у Адели запасены саваны, и пришли просить их. Кто откажет в такой просьбе? Но Адель сказала: «Я не отдам свои саваны». Она открыла сундук и показала им свое сокровище. Женщины едва взглянули и стали плеваться. Они ушли, не пожелав ей доброго праздника. Я при этом не была, но Адель прибежала ко мне в слезах. Чем могла я ей помочь? У меня тоже было тяжко на душе от своих бед. Покуда муж был жив, праздник Рош Ашана и впрямь казался праздником. Обычно муж трубил в шофар [55] В Библии — рог. В пятницу вечером шесть раз раздавался звук шофара: после первого народ прекращал работу в поле, после второго прекращалась торговля, после третьего зажигались субботние свечи. Звуки шофара служили знаком наступившей Субботы. Позднее в шофар стали трубить только в ходе утренней молитвы на Рош Ашана и после молитвы на исходе Йом Киппура. в синагоге. Он читал благодарственные молитвы не над кистью винограда, как у других, а над ананасом, стоившим пять рублей. Когда женщина одна, дети переженились и разбрелись по всему свету, что делать? А она приходит плакать у меня на плече. Она боялась, что мой покойный муж отомстит ей. Я утешала ее. Я ей сказала, что, если бы мертвые вмешивались в дела живых, мир не смог бы существовать. Если кто покинул эту землю, все счеты с ним забыты.