По ровной лесной просеке скоро завиднелась впереди нас темная точка, но нескоро, едва только на половине станции мы поравнялись с нею: это ехал мой Терентий Иванов на своем буром. Обгоняя его по дороге, я хотя и крикнул ему «поспешай», но был вполне уверен, что мне долгонько придется поджидать его на станции, однако ж, к удивлению моему, только что мне приготовили лошадей, как знакомый капелюх моего спутника по-прежнему мелькнул мимо станционного дома; ходовитым шагом, свежо и бойко шел его слегка замылившийся и весь заиндевевший конь… За околицей он дал себя объехать и, приладившись в упор за моею парой, уже не отставал во всю дорогу, о чем мне постоянно напоминал шорох санных полозьев сзади и изредка конское пофыркивание за моей спиною.
Судя по усердию, с которым мой проводник отправлял свою обязанность в отношении моей персоны, я начал опасаться за бедное животное, чтобы оно не пало жертвою его исполнительной натуры, и потому предположил остаться переночевать на одной из следующих станций.
В душной, жарко натопленной и по обыкновению нестерпимо вонючей избе нам подали самовар, поставили на стол большую крынку молока, рядом положили подобие какой-то снеди в образе кольцеобразных камней (известных и здесь под именем баранок), и мы, поглощая чашку за чашкой горячую воду, завели с новым приятелем долгую беседу на тему, оправдывающую поговорку: «У кого что болит, тот о том и говорит».
Происходя по прямой линии от соседних иноверцев – зырян, мой Терентий Иванович в числе прочих качеств унаследовал от своих предков и самую нежнейшую любовь ко всевозможным капканам, петлям и силкам, почему очень сильно возмущался против распространения огнестрельного оружия в их местности.
– Шуму уж оченно много от этого самого пороха бывает, – говорил он под конец нашей беседы, – и опять же чует его зверь далеко, ну, известно, и торопится уходить в спокойные места, все дальше да глубже. А у нас, значит, с кажинным годом что зверя, что птицы – все меньше да меньше… В старину-то, бывало, птицу всякую – петлей, а зверя – железами, а не то так и на рогатину добывали. Оно и милое дело выходило!.. Поборятся себе тишком, по-любезному: спорол мужичок медведя, надрал с его пудов пять сала – жги всю зиму некупленный свет, а шкуру на Торжок свезет, выручит золотой на подати – оно и ладно… Дело тихое, никому невдомек – значит, при этом и осурочить тебя некому. Да и зверь-то – иной, поди, тут же, только что не рядышком лежит, а и не почует, что с товарища, значит, шубу на базар снесли… Потому лежит ён в спокойствии и сам, пожалуй, дождется свово череду… Вот таким-то побытом и промышляли… А ныне с этими фузеями коли-то коли какого подужают, а шуму-то, шуму на целый лесь подымут… – закончил свою речь мой собеседник, вставая из-за стола и опрокидывая кверху донышком последнюю чашку. Он покрестился на икону, поблагодарил меня за угощение и полез спать на печку, откуда немедленно послышался храп во всю носовую завертку.
На дворе шумела метель, в трубе завывал ветер…
Сделавшаяся с утра оттепель обратилась к вечеру в хмару, и сырая, тонкая изморозь поползла в воздухе. Уже темные сумерки были на дворе, когда мы добрались до места и остановились у широкого крыльца большого дома казенной архитектуры с вывеской во всю длину карниза: «Волостное Правление такой-то волости».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.