Ольга Вельчинская - Между Пречистенкой и Остоженкой

На дворе апрель 1918 года. И без того не самое спокойное и далеко не комфортное для жизни время, а бабушка моя Ольга еще и на сносях. Старшей дочери четвертый год, и ожидается рождение будущего моего отца. В один из тех весенних дней бабушка отсылает записку давнему своему другу, искусствоведу и собирателю искусства Павлу Давыдовичу Эттингеру: «Большая просьба к Вам, Павел Давыдович! Может быть, поможете нам? Нас выселяют из нашей квартиры. В четыре-пять дней мы должны освободить квартиру. Будь я здорова – еще не так жутко было бы. Может быть, Вы сегодня порасспросите или разузнаете у кого-либо – хоть полквартиры, 3 комнаты, но без мебели. Нам и мебель некуда девать».

Увы, Павел Давыдович помочь не смог, но, видно, взывала бабушка не к нему одному, и квартира нашлась. Темноватая, сырая, не слишком удобная в трехэтажном доме, выстроенном в стиле скромного модерна, якобы в бельэтаже со стороны переулка, но едва ли не полуподвальная со двора. Однако в хорошем месте, между Пречистенкой и Остоженкой, в доме № 5 по Мансуровскому переулку. Прежде жил здесь брат бабушкиной подруги Наташи Давыдовой, в девичестве Заяицкой. Бабушка дружила с Наташей с детства, некогда они учились вместе в I Московской гимназии, а став взрослыми, каждую весну встречались в Риме. Расставшись с мужем, Наташа переехала с сыном и дочерью в Вечный город на ПМЖ, и дружили они с бабушкой до тех самых пор, пока их не разлучили известные исторические обстоятельства.

Наташин брат, журналист и писатель Сергей Сергеевич Заяицкий, был человеком во всех отношениях замечательным. Его рассказы и повести «Жизнеописание Лососинова» и «Баклажаны» открылись читателю только в конце восьмидесятых и оказались изумительными. Родившись горбуном, физическим своим недостатком Сергей Сергеевич ничуть не тяготился и даже отчасти им бравировал. Веселый мистификатор и щеголь, он обряжался во фраки, цилиндры, перчатки и кружевные жабо, поражал воображение и эпатировал окружающих. Будучи жителем Мансуровского переулка и шествуя по Пречистенке в сторону Пречистенских ворот, нередко встречал кого-то, чересчур откровенно изумлявшегося его экзотическому облику. В этом случае Сергей Сергеевич немедленно садился в трамвай, шедший в обратном направлении, проезжал одну остановку и снова направлялся к Пречистенским воротам. Бестактный прохожий вновь встречал престранного горбуна и изумлялся вдвойне. Неленивый, азартный и артистичный Сергей Сергеевич снова садился в трамвай и проделывал фокус с самого начала, вводя встречных в транс. Неутомимому Сергею Сергеевичу шутка неизменно удавалась, тем более что до октябрьского переворота трамваи по Пречистенке ходили регулярно и не были так переполнены, как в последующие времена.

Видно, Сергей Сергеевич подыскал себе жилье получше, и прежняя его квартира досталась бабушке с дедушкой. Предполагалось задержаться здесь ненадолго, максимум до следующей весны, только бы пережить зиму и переждать тяжелые времена, которые должны же наконец закончиться… Однако общеизвестно, что временное – это и есть самое постоянное, что подтвердило своим примером наше семейство, пережившее в Мансуровском переулке восемьдесят зим, столько же весен, лет и осеней и окончательно покинувшее родное гнездо за два года до наступления нового тысячелетия. В сентябре 1918 года прибыл в Мансуровский переулок будущий мой отец младенец Алексей, через тридцать лет сюда же привезли меня, а еще через двадцать шесть – дочь нашу Наталью.

А по соседству с нами ровно через два года после папиного рождения в доме № 3 по Мансуровскому переулку родилась III студия МХАТ, шесть лет спустя обернувшаяся театром имени своего основателя Евгения Багратионовича Вахтангова. По причине мансуровского происхождения театра первая из первых принцесс Турандот блистательная Цецилия Воллерштейн и взяла себе псевдоним «Мансурова», породнившись таким манером с бригадиршей (то бишь вдовой бригадного генерала) и домовладелицей Аграфеной Мансуровой, именем которой назвали когда-то переулок. А в еще более незапамятные времена переулочек наш носил имена предыдущих домовладельцев и назывался сначала Талызиным, а потом Мосальским.

Представляю, какая жизнь кипела в соседнем с нами дворе, какие блистательные, молодые и ослепительно талантливые люди сновали по нашему переулку, как они увлекались друг другом и своим театральным делом, как фонтанировали, невзирая на тяжелейшие, бесприютные, голодные времена. Из дневниковых записей девочки Али Эфрон, едва ли не каждый вечер бывавшей с мамой своей Мариной в «мансуровской» студии, выяснилось, что в крошечном с виду двухэтажном особнячке чудесным образом умещался всамделишный зрительный зал с настоящей театральной сценой. Одно из пространственных московских чудес в булгаковском вкусе.