Александр Богданов: Мойра

Наш общий приятель художник Гриднев, человек много видевший и богатый житейским опытом, обладал двумя редкими качествами: с чисто женским любопытством он соединял удивительную способность быстро и легко подходить к людям, с которыми знакомился. Была в его душе какая-то притягивающая интимность, нравившаяся всем без исключения, и старикам, и молодежи, и в особенности женщинам. С большинством из нашего кружка Гриднев был в близких отношениях: ему поверяли сердечные тайны и нередко его же выбирали в качестве третейского лица при разных недоразумениях и спорах. Гриднев был доволен той ролью, которую играл среди нас, и за это в свою очередь платил нам рассказами, интересными уже тем, что в них мы старались угадать кого-нибудь из наших знакомых.

Как-то в нашем кружке зашла речь о любви.

– В любви, как и в жизни вообще, господствует случай… Слепой бессмысленный случай – и более ничего!.. – сказал старый неудавшийся беллетрист, известный в нашем кружке под кличкой «дяди Миши», – И поэтому – как любовь, так и самая жизнь, есть ничто иное, как сплетение самых причудливых бессмысленностей!..

– То есть?.. – спросили мы, придвигаясь к дяде Мише, так как знали, что он любит огорашивать слушателей парадоксами.

– Все, что говорят и пишут о целесообразности жизни и ее будто бы каком-то высшем смысле, сплошная чепуха!.. – продолжал дядя Миша – За примером ходить недалеко… Возьму хотя бы себя. С детства мне готовили карьеру военного… Но по окончании кадетского корпуса я случайно столкнулся с народниками и отправился в одно из самых глухих медвежьих захолустий, чтобы работать… Скажите, – есть ли в этом хотя капля логики и внутренней связи?.. И далее… Моего юношеского пыла хватило, разумеется, года на два, на три… В деревне я скоро почувствовал себя лишним человеком… Но зато, участвуя в сельских любительских спектаклях, я открыл в себе редкие артистические способности, вообразил, что во мне погибает великий драматический талант… Кстати, – я получил тогда небольшое наследство от тетушки, – примерно так тысяч двадцать… И вот с этими деньгами, не много раздумывая, я отправился в один из южных русских городов, собрал вокруг себя труппу и начал лицедействовать… И на сцене я точно так же провалился… Деньги были скоро прожиты, пришлось даже нарушить несколько контрактов… Но, благодаря сцене, я познакомился с очень даровитой, тогда начинающей, артисткой Зариной, впоследствии моей женой. Бедствовали мы ужасно… Ездили из города в город подчас в товарных вагонах, жили в отвратительнейших комнатах… И тут я понял, что на сцене, кроме таланта, нужно еще то, на что никак не могла решиться ни моя совесть, ни моей жены: нужно уменье подслуживаться к антрепренерам, к критике, к публике, и приспособляться…

Нужда толкнула меня в газеты… Я начал с хроникерских заметок и перешел к рассказам… Так мало-помалу я втянулся окончательно в газетную работу… А мою жену поглотила семья… Пошли дети… И вот мы оба, как белки в колесе, вертимся в неразрывном кругу вечных лишений, вечных забот о куске хлеба… Сегодня, завтра, послезавтра – одно и то же: где бы получить аванс или гонорар… И в будущем ничего… А силы слабеют, и старость не за горами…

Недавно один из моих знакомых предложил мне выгодное место бухгалтера в нефтяном предприятии… Раньше во мне было больше веры в жизнь и в себя, и тогда я от такого предложения, разумеется, отказался бы… Но сейчас начинаю сдавать… И совершенно серьезно подумываю, – не променять ли мне свой Парнас на нефтяную контору?

Скажите по совести: где же во всей этой жизни логика?.. Где связующий смысл?.. Ведь, не будь случайного знакомства с народниками, не было бы ни деревни, ни спектаклей, ни моей нелепой антрепризы, ни, наконец, знакомства с моей будущей женой, ни семьи, – ни всего того, что заставляет меня сейчас взять место бухгалтера!..

Дядя Миша замолчал. Его маленькая, сухая фигурка сжалась и стала невыразимо жалкой. Молчали и мы…

– Позвольте!.. – вдруг неожиданно раздался бархатистый баритон Гриднева. – Во всем, о чем вы нам только что рассказали, я не нахожу ничего случайного…

– Даже и в моем знакомстве с народниками?.. – изумленный, спросил дядя Миша и от неожиданности привстал с кресла…

– Даже и в знакомстве с народниками… – спокойно и уверенно ответил Гриднев. – Ваша жизнь вытекает из особенностей вашей натуры… Господа!.. Все вы знаете дядю Мишу, этого большого ребенка с его бесхарактерностью, неустойчивостью, неуменьем устраиваться… Скажите, могло ли быть иначе?.. Нет!.. И я нисколько не удивился бы, если бы вдруг встретил его за конторкой какого-нибудь Нобеля или Манташева!..