Илга Понорницкая - Чемпионка по выживанию

Восемь лет назад, когда они только поженились, Светка случайно застала супруга с гостившей у нее однокурсницей. Светка что-то такое приняла — хотела отравиться. В больнице ей промывали желудок и ставили клизму, а после задавали дурацкие вопросы. Словом, ей надо было, чтобы ее оставили в покое, чтоб было темно и мягко, но на самом деле было холодно и белым-бело кругом, и с ней делали и делали что-то неприятное.

Когда она вышла из больницы, они со Стасом поехали провожать подругу, которой давно пора было возвращаться домой. Светка думала: «Какой ужас — назад мы будем возвращаться вдвоем!»

Пройдя через угрозу Светкиной смерти, оба они, конечно, должны были измениться. Или хотя бы кто-то один. Светка изменилась за обоих. Теперь она воспринимает увлечения мужа как должное. Она полюбила психологию и выстроила однажды довольно строгую классификацию «Стасовых девочек». Классификация эта постоянно пополняется. В ней появляются новые ячейки — вид, подвид — и каждой женщине, на которую бы Стас ни поглядел, находится в ней место.

Одно из отправных положений в Светкиной трактовке Стасовых измен звучит так: «У меня ведь нет детей».

С Таней они познакомились в гинекологии, где Светка лежала, в очередной раз потеряв ребенка, а Таня — залечивала болячки, воспаления, нажитые а зоне. Однажды Светка представила Таню и Стаса друг другу — и вскоре Стас переселился в Танину комнату и взял заботы о ее детях на себя. Так что Танина мама, смотревшая за ними, могла спокойно съездить в деревню и вообще заняться чем угодно.

Одно время все старались официально оформить изменения в своих отношениях. Светка со Стасом — развод, а Таня с ним же — создание новой семьи. Но за развод требовалось уплатить государству определенную сумму — никто ее так и не смог выделить. Деньги всегда были нужны на что-то более вещественное — и все трое полагали, что когда-нибудь дела уладятся сами собой.

— У, зыркает! — говорит Светка о девочке, продающей семечки на углу, когда мы все вместе идем по улице. С чрезвычайно довольным видом Стас везет моего младшего в коляске — ссутулясь, вытянув голову далеко вперед и улыбаясь от уха до уха. Мне вдруг становится страшно: люди же думают, что это и есть мой муж, когда-то я вышла за него! Потом мне приходит в голову, что Стаса здесь знают многие, и им известно, что он просто очень любит детей.

Девчонка, продающая семечки, — худенькая, смуглая, с черными курчавыми волосами. Танина старшая дочка — лет девяти. Она глядит настороженно. Стас пробегает мимо нее, не глядя, вцепившись в детскую коляску.

Миновав маленькую торговку, Светка широко улыбается:

— Танька перестаралась тогда! Вошла в роль мужней жены. Как же — и дети у нее, и мужчина — полное семейство. Стас у нее жил-жил, а потом ему стало надоедать. Каждый вечер: «А где ты был, почему так поздно с работы пришел? Дети ждут тебя, не ложатся спать. Сколько раз говорила: приходи пораньше». Однажды после работы он вовсе к ней не пошел! Куда ты пошел тогда, а, Стас? Ну, скажи! Кто еще кроме меня так тебя понимает? Я знала, что ты вернешься ко мне. Когда деньги искали для развода — я уже знала!

Ко мне Стас однажды тоже больше не пришел, когда у меня второй раз сломалась коляска. Я купила детскую коляску с рук — очень недорого — и она сломалась через две недели. Стас что-то там сделал с ней — и выглядел очень гордым. Но на другой день коляска снова сломалась. Заглянув ко мне после работы, Стас сказал, что сейчас сбегает, принесет какие-то инструменты. Вместо него появилась Светка — сказать, что Стас ко мне больше не придет и что больно ему надо — каждый день коляски чинить… Наверно, не увидев на моем лице всей ожидаемой печали, она спросила:

— Ведь что-то хорошее в нем есть? По крайней мере, ты не станешь отрицать, что он щедрый? — она смотрела на банки с джемом, громоздившиеся в углу. Стас покупал джем в счет зарплаты. — Что ты смеешься? Такая богатая, что ли? Можешь сама своим детям все купить?

Я выхожу во двор. На длинной скамейке — там, где сохнет белье; в тени простыней, сидят мужчины из нашего дома, разомлевшие от жары и от безработицы.

— У нас коляска сломалась, — говорю я им. — Там, вроде, нужно клепать. Или сварка нужна… Вы не посмотрели бы?

Они глядят перед собой молча, в их лицах ничего не меняется.

— Я заплатила бы… Много не могу, но мы соседи… Вот вы бы не могли помочь?

Тот, на кого я смотрю, оглядывается по сторонам.

— Я? Н-нет…

Какие-то парни пробегают через наш двор. Один кивает на моего сынишку: