Им даже в голову не придет, что это, в общем, не полное общение. Им надо слышать, как ваш голос делается то тише, то громче, и как вы вздыхаете в паузах между словами. Стасу надо трогать того, с кем он говорит. Он объясняет мне, что вовсе не воспринимает чужой речи, не может вникнуть в тему разговора, если его руки при этом не бегают свободно, где хотят. И в это время он может говорить о чуде чистой дружбы, о человеческом общении, потребностях души и так далее. Дружит он, конечно, только с девчонками. Наверное, чей-то парень или муж не стал бы долго слушать про тактильный тип восприятия всего окружающего и про то, как много может дать нам простое прикосновение.
— У Стаса определенный контингент подруг, — объясняет мне Светка. — Они все не замужем. Знаешь, этот тип активной общественницы, поставившей крест на личной жизни. Внешне они такие неказистые и, в общем-то, все одинаковые. У него комплекс — к шикарной девочке он не подойдет. Ему бы такую пухленькую, колченогую…
— Ну, спасибо! — говорю. — Значит, я, по-твоему, пухленькая, колченогая?
— У тебя стресс! — отвечает Светка. — Состояние стресса — это что-то вроде кривых ног. Он увидел тебя первый раз в состоянии стрессa. Да ты в этом состоянии и живешь. Это у тебя сейчас норма. Если бы ты пришла ко мне в первый раз такой спокойной, благополучной… Знаешь, когда работа, квартира, деньги — все есть? Он бы к тебе и не подошел. Даже если бы ты была не замужем. Он спрятался бы куда-нибудь. На кухне бы сидел, как мышка. У него комплексы, ему кажется, что нормальная девчонка на него не посмотрит. Да ты и в самом деле не стала бы общаться с ним, будь ты в нормальном состоянии. И со мной не стала бы. Ну, скажи!
Я пожимаю плечами. Откуда мне знать, что стала бы я делать, а что нет, будь я в нормальном состоянии. Мой стресс вызван тем, что я оказалась в малознакомом городе одна с детьми. Мы назывались бы вынужденными переселенцами, если бы у меня хватило сил добиваться этого статуса, искать какие-то документы, справки. И если бы я видела во всем какой-то смысл.
Говорят, что каждый человек так или иначе планирует свою жизнь. Держит в подсознании наброски некоего сценария. Я же никогда не строила планов — даже в подсознании — насчет того, чтобы однажды вдруг оказаться одной. Стать самостоятельной женщиной, как еще это называется.
— А Таня? — спрашиваю я у Светки. — Стас ведь общался с ней. Значит, у нее тоже стресс? Ты говорила, у нее и ножки в порядке, и волосы — то, что надо…
— Таня — это другое. У Тани дети!
— И у меня дети.
— В тебе его зацепил твой стресс. Он не пройдет мимо девочки в состоянии стресса. А Таню в этом состоянии и представить невозможно. Не знаю, что могло бы вывести ее из равновесия. В Тане его зацепили ее дети. Надо бы тебе посмотреть на них! Не представляю, чтобы они ныли, как твои. В магазине или еще где-нибудь. У Тани жесткое воспитание. Знаешь, это умение себя занять самостоятельно, склонность к самообразованию. Какой у них английский! Не знаю, что ты скажешь, по крайней мере, лучше, чем у меня. Таня дает задание, выучить от сих до сих. И проверяет. А ведь сама английского не знает. Она из деревни. Говорит, в школе у них не было учителя по иностранному языку…
У Тани трое детей. Все девочки, и все от разных мужчин. Две — от грузин или азербайджанцев, одна от русского — беленькая. У трех мужчин разных национальностей есть общая черта: каждый из них живет так, точно понятия не имеет, что у него растет дочка. Или в самом деле они понятия не имеют? Может быть, Таня вовсе не трудилась им сообщать? Не видела никакого смысла? В самом деле, какой смысл кому-то знать то, чего он знать не хочет? Лучше сразу начинать как-то выкручиваться самой…
Вот если, например, вам не нравится тактильный стиль отношений — необязательно об этом заявлять во всеуслышание и тем самым обрывать какое бы то ни было общение вообще. Можно заставить Стаса забыть, что он человек тактильного склада. Для этого достаточно задать какой-нибудь вопрос и приготовиться молча слушать. Я спрашиваю каждую ночь:
— Какая у тебя сестра?
В самом деле, ведь интересно, какой она растет — младшенькая, среди семерых братьев, мамина любимица.
Каждую ночь Стас начинает рассказывать историю своей семьи, точно всю жизнь мечтал кому-то ее рассказать, а никто слушать не хотел. Руки его при этом то опираются о подоконник — по-детски, то он ими от души размахивает. Он точно становится пятилетним — как в начале своей истории. Слова горохом сыплются с подоконника в ночь. И он никогда не доходит до своей сестры. В самом деле, откуда ему знать, какая там у него сестра? Она родилась, когда он уже закончил школу и уехал поступать в институт. Так что я могу спрашивать о его сестре снова и снова. Каждую ночь его рассказ начинается с бабушки, с которой они варили кашу, и стопорится на той девочке — комиссарше строительного отряда, с которой он познакомился после первого курса. Он сам говорит, что она была толстая, ножки у нее были так себе, носик кнопочкой, и вся она была какая-то неприметная. Зато голос у нее был, как пионерский горн.
Читать дальше