Илга Понорницкая - Полная душа любви

Девчонкам передавалось ее беспокойство, даже Надьке, и Надька думала, что это оттого, что жениха нет рядом. Таскать на себе в одиночку груз исполнившейся мечты о счастье и взаимности было тяжело. Надька привыкала к своей особости, к отличности от других девчонок. Кто из четверых был так же одинок, как она? И против кого бы еще вот так объединились все четверо?

Вот Валя, протирая пыль, скажет в деланной озабоченности:

— Скоро будем передвигать мебель! Просторней станет. Нас же четверо остается. Надька выходит замуж. — И кто-нибудь, точно все было отрепетировано, спросит:

— За вьетнамца, что ли?

Первокурсницы уже просекли: если какой-нибудь девушке с их факультета поступало из рук вон нелепое предложение, без разницы, насчет работы или насчет замужества, да насчет чего угодно, она могла сказать, что лучше уж выйти замуж за вьетнамца — вроде того, как говорят: «Лучше уж я застрелюсь,» — и все знают, что на самом деле никто не застрелится — вот так же ясно было, что замуж за вьетнамца никто не пойдет. Тогда как вьетнамцы, напротив — по крайней мере, многие из них — не прочь были жениться на русских девушках, Вроде бы, чтоб остаться на родине жены, потому что дома жизнь была еще хуже. Кажется, они согласны были даже на тот захолустный городок, из которого так старалась вырваться Валя. При этом их маленькие землячки вовсе не заглядывались на русских парней. Свои для них были красивей всех. И они как могли старались быть им хорошими подругами, и жарили для них в кухне селедку — национальное блюдо, благоухавшее как-то сразу на всех этажах, а в кухню и вовсе было не зайти. И в этом чаду, в этом смраде, а краю разделочного стола, они еще и лекции переписывали под копирку. И они готовы были появляться перед своими парнями по первому зову, или совсем без зова. Мальчики с курса рассказывали: с ними в комнате, пятым, живет маленький человек Нам. Каждое утро, очень рано, за дверью раздается легкий шорох. Нам встает и идет открывать — и дальше слышно такое булькание, птичий клекот, — кто скажет, что это слова на человечьем языке, на одном из несчетного множества языков Земли? И слышно, как шелестит газета — за ширмой, в крошечной прихожей, где у мальчишек висят пальто. Подружка Нама приносила газету с собой, на газете они любили друг друга. Мальчишки старались делать вид, что спят. Никто из них не видел подружку Нама. Да если бы кто и увидал ее с утра, то разве смог бы узнать потом в стайке девчонок в одинаковых черных брючках и с такими густыми, точно ненастоящими, волосами?

Нам не питал надежд остаться в России, очаровав здесь какую-нибудь провинциальную девчонку. Он знал, что выпускником университета вернется работать на благо своей бедной страны вместе с подругой, которая и думать не думала окрутить какого-нибудь высоченного светлоглазого принца. В университете Нам не глядел ни на кого с утра и до утра. Он не ходил с подругой в обнимку, да и вообще маленькие человечки не имели обыкновения сбиваться в пары. Они держались все вместе, как стая птиц. Все они любили компанию — и в гости к какой-нибудь девочке-белянке парни могли заявиться втроем, а то и впятером, так и не распределившись толком, кто станет ухаживать за ней, кто — за ее соседками.

Со временем тихие первокурсницы осваивали местные неписаные законы, по которым незванных-непрошенных гостей и взашей выставить не было зазорно. Но на следующий год появлялись новые первокурсницы — робкие, вежливые. Вьетнамцы шли в девичьи комнаты наудачу — в одну и ту же комнату много раз, и в другие комнаты, конечно, шли — где-то им должно было повезти! И было странно, что никто из Надькиных подруг не мог припомнить случая, чтобы какая-нибудь девушка в самом деле вышла за вьетнамца — и увезла бы его к своим маме с папой, в какой-то сонный городок. Маленькие смуглые человечки шли к любой поставленной цели с невероятным упорством. Раз за разом их соотечественники отстаивали независимость своей страны от всех подряд, считавших, что такие маленькие, точно уменьшенные кем-то нарочно, люди не смогут защитить свою страну, И они строили что-то там у себя в стране и присылали своих детей учиться разным наукам в другие страны — и дети осваивали для начала так непохожие на свой чужие языки. Интересно, каким им слышался русский, если Надьке их язык казался похожим то на заливистые трели, то на испуганные вскрики каких-то птиц?

Девочек, согласившихся позаниматься с ними русским, они называли протяжно, длинно — «уси-тель-ница.». Наверно, им трудно было запоминать имена. Но лица они запоминали сразу. Надьке уже рассказывали девчонки со старших курсов: если на тебя положил глаз вьетнамец, до чего же трудно бывает отделаться! И вот теперь на нее положили глаз! К ней стал приезжать парень откуда-то вовсе не с их факультета, живший на другом конце города. Его звали Тьен. Он был ростом с Надьку, а в Надьке было метр семьдесят четыре. И все кругом говорили, что это просто гигантский вьетнамец — вьетнамский сказочный Гулливер.