Висенте Бласко-Ибаньес - Брошенная лодка

Песчаный берегъ зъ Торресадодась съ многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служилъ мѣстомъ сборища ддя всего хуторского люда. Растянувшіеся на животѣ ребятишки играли въ карты подъ тѣнью судовъ.

Старики покуривали глиняныя трубки привезенныя изъ Алжира, и разговаривали о рыбной ловлѣ или о чудныхъ путешествіяхъ, предпринимавшихся въ прежнія времена въ Гибралтаръ или на берегъ Африки прежде, чѣмъ дьяволу взбрело въ голову изобрѣсти то, что называется табачноню таможнею.

Легкіе ботики съ бѣлымъ и голубымъ брюшкомъ граціозцо наклоненной мачтой составляли передній рядъ, на самомъ краю берега, гдѣ кончались волны, и тонкій слой воды полировалъ песокъ, точно хрусталь. За ними лежали обильно осмоленныя черныя парныя лодки, ожидавшія зимы, чтобы выйти въ море, бороздя его своимъ хвостомъ изъ сѣтей. А въ последнемъ ряду находились чинившіеся лауды, дѣдушки, около которыххъ работали конопатчики, смазывая ихъ бока горячимъ дегтемъ. Этимъ лаудамъ предстояло снова предпринять тяжелое и однообразное плаваніе no Средиземному морю – то на Балеарскіе острова съ солью, то къ Алжирскимъ берегамъ съ восточными плодами, а многимъ съ дынями и картофелемъ для красныхъ солдатъ въ Гибралтарѣ.

Втеченіе года населеніе песчанаго берега мѣнялось. Починенные лауды отправлялись въ море, рыболовныя суда снаряжались и тоже спускались на воду. Только одна брошенная лодка безъ мачтъ оставалась пригвожденною къ песку, печальною, одинокою, въ обществѣ одного только карабинера, садившагося подъ ея тѣнью.

Краска на ней расползлась подъ лучами солнца. Доски дали трещины и стали скрипѣть отъ сухости; пескомъ, вздымаемымъ вѣтромъ, занесло на ней палубу. Но ея тонкій профиль, стройные бока и прочность постройки обнаруживали въ ней легкое и смѣлое судно, предназначенное для бѣшенаго хода, съ полнымъ презрѣніемъ къ морской опасности. Она отличалась печальною красотою тѣхъ старыхъ лошадей, которыя были прежде горячими и гордыми скакунами и падаютъ слабыми и обезсиленными на пескѣ арены, для боя быковъ.

У нея не было даже имени. Корма была чиста, и на бокахъ не было никакого намека на номеръ или названіе. Это было неизвѣстное существо, которое умирало среди остальныхъ лоокъ, гордившихся своими напыщенными именами, какъ умираютъ въ мірѣ нѣкоторые люди, не разоблачивъ тайны своей жизни.

Ho инкогнито лодки было лишь кажущимся. Всѣ знали ее въ Торресалинасъ и говорили о ней не иначе, какъ съ улыбкою и подмигиваніемъ, точно она напоминала что-то особенное, вызывавшее тайное наслажденіе.

Однажды утромъ, въ тѣни заброшенной лодки, когда море кипѣло подъ лучами солнца и напоминало голубое, усѣянное свѣтовыми точками небо въ лѣтнюю ночь, одинъ старый рыбакъ разсказалъ мнѣ ея исторію.

– Эта фелюга, – сказалъ онъ, лаская ладонью руки сухой остовъ судна: – это Закаленный, самая смѣлая и извѣстная лодка изо всѣхъ, что ходятъ въ морѣ отъ Аликанте до Картагены. Пресвятая Божія Матерь! Какую уйму денегъ заработала эта преступница! Сколько дуро вышло отсюда! Она сдѣлала по крайней мѣрѣ двадцать переходовъ изъ Орана къ нашимъ берегамъ и трюмъ ея былъ всегда туго набитъ грузомъ.

Странное и оригинальное названіе Закаленный нѣсколько удивило меня, и рыбакъ замѣтилъ это.

– Это прозвище, кабальеро. Они даются у насъ одинаково, какъ людямъ, такъ и лодкамъ. Напрасно расточаетъ на насъ священникъ свою латынь. Кто здѣсь креститъ по настоящему, – это народъ. Меня напримѣръ зовутъ Филиппомъ. Но если я буду нуженъ вамъ когда-нибудь, то спросите Кастелара [1] . Всѣ знаютъ меня подъ этимъ именемъ, потому что я люблю поговорить съ людьми, и въ трактирѣ я – единственный, который можетъ почитать товарищамъ газету. Вонъ тотъ мальчикъ, что идетъ съ рыбной корзиной, это Искра, а хозяина его зовутъ Сѣдымъ, и такъ мы всѣ здѣсь окрещены. Владѣльцы лодокъ ломаютъ себѣ голову, придумывая хорошенькое названіе, чтобы намалевать его на кормѣ. Одну лодку зовутъ Безпорочное Зачатіе, другую – Морская Роза, ту вонъ – Два Друга. Но является народъ со своею страстью давать прозвища и называетъ лодки Индюшкою, Попугайчикомъ и т. д. Спасибо еще, что не даютъ имъ менѣе приличныхъ названій. У одного изъ моихъ братьевъ – самая красивая изо всѣхъ здѣшнихъ лодокъ. Мы окрестили ее именемъ моей дочери – Камиларіо, но выкрасили ее въ желтый и бѣлый цвѣтъ; и въ день крещенія одному изъ мальчишекъ на берегу взбрело въ голову сказать, что она похожа на яичницу. И что же, повѣрите ли? Ее знаютъ только подъ этимъ прозвищемъ.