Александр Богданов - Сувенирчик

Сувенирчик, чтоб разогнать тревогу матери, смеялся тихим, неуверенным смехом, раздвигая шишечки скул и показывая два ряда неровных желтых зубов.

– Теперь не те времена, мамурочка!.. Теперь свобода… бояться нечего… Вон заведующий третьим училищем, старик Сироткин, кроме церкви да школы, всю жизнь никуда не показывался, а теперь и он на собрание приковылял…

– Ну-ну, – вздыхала матушка. – Тебе видней!..

Был у Сувенирчика приятель, – вольный живописец Клеточкин. Он брал по заказу всякую работу: подновлял иконостасы в церквах, писал по дешевке портреты с обывателей города, рисовал в увеличенном размере с фотографических карточек и даже снимал копии с картин известных художников для местных салонов. Сувенирчик вместе с Клеточкиным ездил летом на Щучье озеро ловить бреднем раков и жерихов, а зимой, на святках, неизменно танцевал визави в кадрили-монстр на вечеринках, отчаянно дирижируя при этом:

– Сильвупле, кавалеры, направо, сильвупле, мадмуазель, налево!..

Дни свободы внесли перемену также и в жизнь Клеточкина… Он взбил коком длинные темные волосы, шляпу взбадривал на голове так, что она съезжала к затылку, а когда проходил мимо полицейских, то старался держать в зубах папиросу одним уголком рта с самым независимым и вызывающим видом, мысленно говоря при этом: «Выкуси-ка теперь, ваше селедочное благородие!..»

В душе Клеточкина всколыхнулись неясные, но радужные надежды, и он стал именовать себя «художником». Ему нравилось, что кругом все шумит, волнуется, протестует… По примеру других и он попробовал собрать у себя компанию: Сувенирчика, двух чиновников казначейства, регента из церкви «Спас на Козьем болоте» и «вечного студента» Ванечку Хворостухина. Под аккомпанемент гитары пели «Вихри враждебные», толковали о будущем, а потом Клеточкин разошелся так, что бросился обнимать и целовать всех со словами:

– Кончается, друзья, трудная стезя нашей жизни… Приветствую широкое будущее!.. Урра!..

Новое придвигалось, как радостная сказка. Впереди развертывались светлые, неизведанные перепективы. С трудом представляли, что именно произойдет, но верили, что будет лучше.

Пока что, в ожидании грядущих благ, Клеточкин работал усердно и много. К его художническим малеваниям прибавился еще один вид новых: портреты борцов за свободу. Мысль эта пришла Клеточкину не случайно. Раздумывая о неудавшейся убогой жизни, он искренне захотел внести и свою лепту в общее дело и с увлечением начал рисовать портреты выдающихся людей. От этого становилось легче на душе. Портреты Клеточкин продавал знакомым по умеренной цене, чтоб «заработать на хлеб с квасом», как шутил он сам.

Сувенирчику как приятелю Клеточкин подарил портрет Н. Г. Чернышевского.

Сувенирчик купил черную рамку и повесил портрет в простенке между окон, где над ломберным столом висело прежде овальное зеркальце. Теперь зеркальце было перенесено на комод. Скромная комнатка с незатейливыми голубыми обоями вдруг наполнилась новым и необычным смыслом: как будто на невидимых крыльях сюда влетел дух времени и приобщил Сувенирчика к тому огромному и интересному, что происходило вокруг. Сувенир оживился и с достоинством посматривал на других. Матушке он объяснил:

– Полюбуйся, мамурочка, на подарок Клеточкина… Писатель Чернышевский… Гляжу я на него и думаю… Сколь коловратна судьба человеческая… Жил человек в унижении, даже в Сибирь, сослан был как разбойник, а теперь вот, видишь, какой славою возвеличен… В магазине на окнах его портреты вывешены…

Матушке не хотелось огорчать Сувенирчика, но все же она не вытерпела и беспокойно заметила:

– Клеточкину-шаромыжнику наплевать!.. Живет он припеваючи, как хочет, волосы поповские отпустил, никакого начальства знать не знает, в посты скоромное жрет… А ведь ты, Веня, учитель… Сохрани, господи, не вышло бы чего?..

– Пустяки, мамурочка, – стараясь казаться спокойным отвечал Сувенирчик.

Матушка только ради любви к нему сделала уступку: без страха она не могла смотреть на портрет. В жизни она всегда и всего боялась: будучи еще девочкой, боялась школьного учителя, уличных мальчишек, строптивого отца – заштатного псаломщика; когда вышла замуж, боялась мужа – мелкого писца в конторе нотариуса, боялась знакомых, чтобы не осудили за что-нибудь, незнакомых – как бы случайно не обидели и не толкнули на улице, особенно же питала страх к полиции и ворам. Портрет не давал ей покоя. Казалось, он смотрел со стены преследующими строгими глазами и пророчил какие-то беды. Матушка, сгорбившись, ходила по комнатам и шептала: