Алиса Самойлова: История с шляпой

Я обеспокоенно спросил Хомо и Лавуса, говорили ли они еще кому-нибудь о шляпе. Хомо недоуменно покачал головой. Лавус сказал, что написал письмо в научный журнал, и что его письмо опубликовали в последнем выпуске.

Всю последующую ночь я не мог заснуть. Все сидел на кухне и грыз соевые печеньки. Я так всегда делаю, когда волнуюсь, и если печеньки под рукой.

Через пару дней к нам в гости заявилась мама Тортуса. Она, делая весьма прозрачные намеки, пыталась выведать, на что пошли деньги, которые она дала Тортусу. Тортус так заврался, чудно было слушать.

Затем мадам Тортус поведала нам душераздирающую историю о том, как недавно в этом районе было совершено дерзкое ограбление. В его ходе убили несчастного бедного фокусника, а также вырезали всю его семью, включая всех дальних родственников, которые по случайному совпадению гостили в ту страшную ночь в домике у фокусника.

Оставшиеся неизвестными разбойники также все стены исписали кровью погибших и захватили с собой сердца убитых ими — верно, чтобы потом продать на трансплантацию.

Из вещей они забрали абсолютно все, даже старый костюм фокусника, в том числе его шляпу. Да что там, они взяли все продукты и пообдирали крючки со стен!

Я старался вести себя спокойно. Я подумал, что сколь бы ни замечательно обходилась шляпа с моими носками, она все же приносит значительно больше неудобств, чем пользы.

В частности, приходится выслушивать от окружающих всякий бред.

Недели через полторы после визита мадам Тортус возращался я домой с работы, как вдруг произошел пренеприятнейший случай.

Шел жуткий ливень. Я заметил, что за мной идут двое типов. Я их заметил еще в вестибюле нашей фирмы, они там разглядывали стенд с информацией. А теперь они следуют за мной. Я на всякий случай завернул не туда. Потом прошелся по паре совершенно незнакомых кварталов. Через минуту я осознал, что заблудился.

Я попытался срезать путь обратно, но наткнулся на тупик. Я развернулся и стукнулся головой с одним из тех двоих типов, что был пониже ростом. Я даже не услышал, что они подошли так близко.

Они сказали, что всего лишь хотят поболтать. Они спросили, слышал ли я что про некую шляпу, а точнее, цилиндр. Синий такой. Обитый атласом.

Я сделал вид, что сильно разозлился. Очень мне хотелось прожить еще четыре пятых своей жизни.

Я заорал, что этот цилиндр у меня уже они-сами-знают-где. Цилиндр ни на что не годен! Я засовывал туда и купюры и черт знает что еще, но цилиндр не вернул мне это! Да еще неделю назад какой-то засранец украл его у меня! Должно быть, наслушался сплетен разных добрых людей, хотя на деле от этого цилиндра никакого толку! Я написал заявление в полицию, в надежде, что мне возместят моральный ущерб, но там надо мной только посмеялись!

Я метал громы и молнии. Я смотрел на тех двух типов свысока. Когда они стали слушать мои разглагольствования с угрожающей скукой, я перешел на усталый тон. Я даже почувствовал себя старше лет на сорок. Я сказал, что рад бы им показать цилиндр, да и вообще отдать его к чертям, вот только у меня его сперли.

Тот, о кого я ударился лбом, смотрел куда-то вверх. Однако второй смотрел на меня, причем с подозрением.

Я спросил, знают ли они, где я живу. Они сказали, то нет. Я заявил, что теперь знают, и кинул рукой позади себя. Те двое переглянулись. Один переспросил, правда ли я живу именно здесь, на что я ответил надменно и положительно.

Они снова взглянули друг на друга, уже со страхом. Они принесли извинения, что побеспокоили меня. Они заверили, что сделали это исключительно из любопытства, а не из злостных побуждений. Тот, что был со мной одного роста, похлопал меня по плечу и выразил надежду, что я никому не буду жаловаться на их глупое и недостойное поведение. Особенно соседу, которому принадлежит половина восемнадцатого этажа в этом доме.

Я их успокоил, сказав, что у меня нет особенного желания болтать о всяких глупостях при моем друге, когда мы обсуждаем наши общие важные дела.

После мы почти дружески распрощались. Я зашел в подъезд этого загадочного дома, благо какой-то идиот оставил дверь открытой.

Те двое какое-то время не уходили, я видел из окна. Но, похоже, страх взял свое, и они исчезли. Я тоже все еще был напуган. Я не мог позволить себе выйти теперь из этого дома. Но и оставаться было страшновато.

Я решил, что сворачиваться калачиком на роскошном диване в холле было бы неблагоразумно. Сон в каком-нибудь пыльном углу так же не представлялся мне желанным.