Сергей Тютюнник - Снимается фильм

Говард был кинооператором, смотрел на мир глазами профессионала, и поэтому мир его был прямоугольным, как кадр, с очень четким изображением.

…Говард часто менял свое место в колонне. Забегал вперед, чтобы снять поступательное, сосредоточенное движение каравана. Становился сбоку, чтобы никому не мешать, и держал камеру неподвижно. В объективе проплывало шестнадцать человек с ишаком посредине колонны. Снял спину последнего: на ней косо висел автомат. Камера работала безмолвно, не то что старые жужжащие аппараты.

На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда.

«Итак, движение. Ноги – крупный план. Драные калоши, коричневые пятки, сбитые копытца ишака, пятна тени… Теперь руки. Руки грубые, сухие, узловатые, в ссадинах, с черными ногтями. Та-а-ак… Что у нас в руках?» Говард скользил японской линзой по каравану, выискивая старый английский карабин. Камера проехалась по автоматической винтовке «М-16» американского производства, по ручному израильскому пулемету, дальше – винтовка непонятного происхождения, русский автомат Калашникова…

«Китайский гранатомет. Иероглиф крупным планом. Здесь комментатор, наверное, скажет: «Им помогает весь мир!» Ага: вот этот длинный, как посох римского папы, карабин. Крупный план – рука. Сухая рука, жилистая. Пиджак, перетянутый патронными лентами. Теперь лицо. Господи, ну и рожа у него! Рожа бандитская. Такой роже конгресс не даст ни шиша, ни одного цента».

Говард опустил камеру и заспешил к командиру. Как умел, жестами стал объяснять, чтобы «вот этот бородатый» отдал карабин «вот этому», и показал рукой на молодого парня в коричневой линялой курточке с китайским гранатометом за спиной. «На время!» – кричал Говард и тряс перед командиром своей камерой.

«Боже! Ну почему мне не дали переводчика?!» Говарда в конце концов поняли, и «доблестные моджахеды» поменялись оружием.

«Итак, еще раз. Старый английский карабин. Это будет навевать мысли об английских кампаниях в Афганистане. Карабин в костистой руке пуштуна. Благородная бедность одежды. Крупный план – лицо. Глаза: высокая скорбь, тревога, мужество… Дальше – опять этот чертов ишак. Высохшая голова. Крупный план – такие же полные скорби и мужества глаза. Вздувшаяся вена на щеке. Или у ишаков это место под глазом не так называется? Наверное, щека. Не нос же. Или у них нос – тоже не нос, а морда. Ну, все равно Брент вырежет. А то напрашиваются дурные ассоциации».

– О’кей… – и закурил.

«Брент, конечно, – хамло. Скоро двадцать лет, как я сделал свой первый фильм. А он разговаривает со мной, как с сопливым ассистентом. Пусть бы сам оторвал свою толстую задницу от кресла и побегал с отрядами по пустыням и горам…» Солнце клонилось к закату. Говард был доволен, что оно садилось у него за спиной. Значит, в объектив лучами бить не будет.

«Свет нормальный. Просто блеск, а не свет! Фильтры – долой!» Отряд стал занимать позиции в полуразрушенном кишлаке. Для засады место удобное. Строения – только с одной стороны дороги. На противоположной – открытое поле, перечерченное арыками. Ждали колонну. Здесь была оживленная трасса.

Говарду дали автомат, но он повесил его за спину и почти тут же забыл о существовании оружия. Говард снял два сгоревших дома, запущенный двор, изъеденный червями труп козы, курившего командира в черной чалме… Таймер, включенный еще в момент выхода группы из лагеря, показывал 17 часов 10 минут по местному времени.

Перекурив, Говард снял закладку мин. Между плитами бетонки выковыривали щебень и гудрон, укладывали туда удлиненный взрывной заряд и наклеивали сверху черную изоленту. На ходу из машины – незаметно. Минирование Говард снял полностью. Несколько раз крупным планом взял лица и руки. Лица были спокойны и уравновешенны. Во всем – контролируемая спешка. Лишь у одного минера чуть-чуть подрагивали пальцы, от чего клейкая лента слиплась в двух местах.

После сцены с минированием Говард вставил в камеру новый аккумулятор. Пора было занимать позицию за дувалом кишлака.

Справа от Говарда сидел гранатометчик «благородной бедности», слева – «рожа» с английским карабином.

Ждали недолго. Колонны ходили до наступления темноты. Близился вечер, и они должны были спешить на ночлег. Русский пост находился севернее, в восьми километрах от кишлака. Таймер показывал 17 часов 39 минут…