Джошуа замечтался и не услышал, когда его окликнули. Это был Джеймс. Встреча с Брауном произвела на Джеймса Литлтауна огромное впечатление. Преподаватель колледжа, солидный человек, автор четырех поэтических книг, он с удивлением обнаружил, что больше всего хочет похвальной рецензии от Брауна. Последнюю, недавно вышедшую книгу критики обошли молчанием. И теперь Джеймс хотел как можно тактичней намекнуть о своем желании Джошуа, так как говорить на эту тему с самим Брауном он не решался. Углы его губ поползли вниз, он обратился к задремавшему Воровскому:
– Эй, Джошуа, дорога впереди длинная, потом спать будешь! Расскажи лучше, о чем вы говорили с Адрианом? Кто ему понравился больше, кто меньше?
Дорога и впрямь впереди была длинная; зарядивший после Тисборо дождь стучал по капоту и в стекла машины. Боровский, который и не собирался спать, поднял голову и посмотрел вперед. Сказать ли?
– Здесь все свои! – сказал Джеймс, и Джошуа кивнул.
– Все без исключения ему очень понравились! – сказал он медленно. – Ну вот, пожалуйста, если тебе интересно… Мои стихи он почему-то счел лучшими, на втором месте у него Питер, потом – ты, потом – Макс.
Джошуа снял очки и, достав из кармана салфетку, тёр их до тех пор, пока белое волокно салфетки не посыпалось ему на колени. После чего он снова их надел и почти заискивающе взглянул на Джеймса:
– На что я ему, конечно, ответил: «При чем здесь я? Я и не написал-то еще ничего!»
– Понятно, – сказал Джеймс Литлтаун.
– А? Что? – громогласно спросил Питер. – Кто ничего не написал?
Больше всего Питер не любил, когда жена оказывалась права. Теперь, когда выпитое второпях шампанское теснило его грудь, он думал: ну вот, опять она скажет: «Я тебе говорила!». Он хотел отоспаться до Нью-Йорка, но разговор над ухом его разбудил. Он отстегнул ремень, стянул сжимавший плечи и грудь пиджак – дышать стало легче, но неуютное чувство не проходило. Жена все поймет и задаст трепку, подумал он лениво.
– Ты дал объявление? – спросил он у Джеймса.
Джеймс покачал головой:
– Какой же я балбес!
Между собой они решили, что о следующем совместном вечере дадут рекламу в «Нью-Йоркер». Это нужно было делать заранее и стоило гораздо больше, чем они предполагали. С двух других их товарищей они благородно договорились денег не брать. Ни Макс, ни Джошуа не имели доходов.
– Запиши! – сказал Питер.
– Сейчас!
Порывшись в кармане пиджака, Джеймс вынул сложенный пополам листок. Рецепт. Черт, он забыл заказать снотворное. Теперь до утра не уснуть. В этом семестре на него насели, и он с трудом успевал читать сочинения. Все его бывшие сокурсники, кто хоть что-то собой представлял, подсуетившись и поработав локтями, уже давно нашли себе уютные места при хороших университетах, пока он все дожидался своей очереди. Скромный преподаватель в третьесортном штатном колледже… Учить будущих бизнесменов грамотно писать – это ли предел его возможностей? Долгие годы он себя уговаривал, что именно этого он хотел – оставаться инкогнито. Но вот ему тридцать шесть, у него семья, двое детей. Он отдавал себе отчет в том, что его инкогнито было самообманом и что на самом деле он никому, кроме своих друзей, не был известен. Они любили его и поддерживали, и ему тут же стало стыдно за вспыхнувшую в нем пару минут назад ревность. Он размял затекшую шею и стал думать о предстоящей поездке с семьей в Амстердам. На первое июня у них уже были заказаны билеты. Музеи. Он покажет детям свои любимые картины. Потом они обязательно съездят в Делфт. Интересно, стоит ли еще на ратушной площади тот сигарный магазин? Хозяин его всегда узнавал. Миляга-человек… Они садились с Джеймсом за столик, выкуривали по сигаре, выпивали по рюмке коньяка. «Выйду на пенсию, перееду в Голландию!» – с ожесточением подумал Джеймс.
Макс шумно поерзал в кресле:
– Что такое? О каком объявлении вы говорите?
Когда Макс Геллер зажигался какой-то идеей, вся скрытая в нем нервная энергия пробивалась наружу. Вот и сейчас в темноте машины руки его вскидывались, он теребил переносицу, щипал подбородок, то и дело толкая соседа слева локтем. Все знали его неистовость и, немного посмеиваясь, любили этого неугомонного человека. Он обладал редким умением портить отношения со всеми полезными ему людьми. Вот и недавно в издательстве, где ему отказали, но отказали вежливо, наговорив кучу приятных глупостей и намекнув, что в будущем обязательно рассмотрят его кандидатуру, он сказал редактору: «Вы – патологический лгун!» Вспомнив это, он расхохотался и прокомментировал встречу с Брауном:
Читать дальше