Акмурат Аширов - Годы на привязи (сборник рассказов)

Я краснею:

— Я тогда оправдывался.

— А теперь настроение укорять себя?

— Почему-то чувствую потребность и в том и в другом.

— Ну-ну, выкручивайся!

— Больше ничего?

— Еще говорила, что я такая девушка, живая, и все такое, что могла бы найти лучшего. Черт-те что! Я так разозлилась! Я такой псих! Какое ей дело? Она даже испугалась.

Отвернулась и начала плакать, сморкаться.

— Ты хоть и разозлилась, но словам ее придала значение.

— Я знала, что ты это скажешь.

Гасим свет. Лежим в тишине. Перевалило за полночь. Где-то рядом — пугающая тьма, простор моря. Я шарю рукой, беру свой транзистор, приникаю ухом к его зеленому глазу и ищу музыку.

— Слушай… Ты как-то сказал, что взрослые редко бывают хорошими — все они ссорятся в семье…

— Думаю, что да.

— Но это же ужасно!

— Редко встречаются люди одного склада — вот почему.

— Не хочу быть взрослой…

— …а хочу быть дурой, да?

— Знаешь, мы с тобой разные!

— И с каждым годом эта разница будет усугубляться. Вначале люди видят только пол, потом человека, и — пошло самоутверждение! Да это и естественно, людям хочется следовать собственной природе, а не чужой, устаешь ведь в конце концов от самообмана.

— Ты в чем-то прав. Раньше мне нравилось все чужое, и сама хотела быть другою, родителей своих стыдилась. Теперь чувствую, как становлюсь похожей на мать, раньше заметить это было бы неприятно, но сейчас…

— Во-во!

— Ты холодный, черствый!

— А может, спокойный и трезвый?

— Нет!

— Вот видишь, ты ищешь во мне того, чего нет, а зачем? Я такой. Почему я должен быть другим?

— Таким ты мне не нравишься.

— Почему и зачем я должен кому-то нравиться?

— А зачем я тогда тебе?

— Почему ты у себя не спрашиваешь: зачем он мне?

— Слушай, давай разойдемся!

— Давай! Только отложим на завтра, ладно? Сегодня уже поздно. Я спать хочу.

— О-о, как я тебя ненавижу! Как я тебя ненавижу, если бы ты знал!

Она сидит в постели и рыдает. У меня никакого сочувствия к ней. Но дотрагиваюсь до ее волос — тонких, гибких, шелковистых. Имеют ли волосы нервы?

— Не прикасайся ко мне! Ты мне противен! Бездушный истукан! Как я могла связать с тобой свою судьбу, дура я, дура!

Разве есть в том моя вина, что я ее сейчас не люблю? Я не хочу никаких эмоций, страстей. В душе моей покой, и мне так хорошо от этого.

Она встает, зажигает свет, начинает собирать свои вещи, долго роется в ящиках, находит что-то, рассматривает:

— А что это у тебя?

Показывает на бархатный треугольник на полосатой нитке, который я до женитьбы носил на шее.

— Амулет.

— А что в нем?

— Точно не знаю, но, кажется, бумажка с заклинанием, кусочек каменной соли и какие-то ароматные зернышки.

— А почему соль, почему заклинания, почему зернышки?

Я не узнаю ее, она вдруг преобразилась.

— Каждое из них что-то значит.

— Ты носил его?

— Да.

— Интересно, зачем?

— Да это бабка моя… Когда мне исполнилось шестнадцать, сшила и наказала всегда носить на шее, чтоб оберегал меня.

— От чего?

— От злых чар нехороших женщин. Но я носил из уважения к ней.

Она хохочет.

— Чего ты смеешься?

— Смешная у тебя бабка.

— Не смей!

Она смеется.

— И ты веришь в эту чушь?

Куда делось мое спокойствие — я злюсь. Злят ее смеющиеся глаза, дразнящие властные губы, раздражают обнаженные колени. Вообще у нее какой-то властный вид.

— А что, может, и верю.

Стиснуть, поднять и бросить ее на диван, что ли? Но я почему-то стою, как пригвожденный, и смотрю на нее с ненавистью и…

Она хорошо сложена, она привлекательна.

— Что ты дрожишь, иди ко мне, — зовет она и смеется.

Теряю выдержку, двигаюсь к ней: надо бы влепить пощечину. Но руки скользят по ее плечам. Обессиленный, опускаюсь на колени. Ненависть превращается в нежность, послушание, обожание.

— Глупый, — говорит она серьезно.

— Да, — соглашаюсь, покрывая ее поцелуями.

— И мы сейчас выбросим его.

— Да, — беря ее на руки.

Где-то на шелку трав лягаются лошади, в теплых водах плещутся рыбы.

За окном светает, птички проснулись и вовсю чирикают. С набережной слышатся крики чаек. Синь утра. Пахнет глицинией.

— Давай по кофейку.

Мы сидим у распахнутых окон, пьем кофе и курим. О свежесть утра, о сладость ветра!

— Хочешь ликеру? — предлагает она.

— Чуть-чуть.

Горы в голубом тумане. Синь моря. Пыльные перья кипарисов ничего не пишут в книгу весны.

— Ты думаешь, сможешь им стать?

— Я об этом не думаю. Меня интересует не результат, а сам процесс работы.