– Он запал на тебя, – Аня, забравшись на подоконник, курила уже третью сигарету.
Я сидел на разложенном диване и бездумно обводил пятна на пледе тигровой окраски, который когда-то сам купил Василю. Обводил и понимал, что стал неразумной дичью, которую загоняет в угол этот охотник-виртуоз.
– На моей памяти он впервые так откровенно навязывается, – Аня щелчком отправила окурок за окно. – Что ты молчишь?
– Давай спать? – я, отвернувшись к стене, укрылся пледом и непроизвольно уткнулся носом в его мягкость, желая уловить хоть каплю аромата того давнего времени.
Аня прорисовала на моей спине неозвученное предложение и, разобидевшись на игнор, отвернулась, стянув на себя большую часть пледа.
Мой сон, щедро раскрашенный воспоминаниями, вскрывал запертое в подсознании так и не прошедшее чувство. Вызволял его на поверхность, заставлял тело наполняться тягучей чувственностью, что билась и нарастала в нотах его музыки.
Солнце еще только окрасило стены смущенным розовато-серым колером, когда я босиком прокрался на кухню, мечтая забить томность снов горьким крепким кофе.
– Так и знал, что ждать тебя нужно тогда, когда все нормальные еще спят, – раздался за моей спиной насмешливый голос.
Я дернулся и выплеснул кофе на плиту. Кинул турку в раковину, отступил к окну и, скрестив на груди руки, спросил:
– Ты на что-то надеешься?
– Скорее жду.
– Нет.
– Нет? – Василь плавно перетек к столу, оперся об него, оглаживая столешницу ласкающим жестом.
Я не мог оторвать взгляд от этих длинных пальцев, которые скользили по деревянной поверхности, очерчивая рисунок древесины. И вспоминал, сколько раз они расчерчивали мое тело геометрией чувственности. Мышцы сжимались от предвкушения, я закусил губы, которые сами раскрывались, признавая внутреннюю капитуляцию.
– Тигррр, – Василь неторопливо, словно боясь вспугнуть, стал огибать стол.
Я плюнул на гордость и метнулся к выходу. Но он оказался чуть быстрее, чуть проворнее, чуть более желанным… чтобы моя попытка сбежать оказалось успешной. Развернув меня к холодильнику лицом, он впился в холку болезненным укусом, заставляя мои рефлексы изогнуть тело в его руках в нужной ему, правильной форме и признать проигрыш. Его зубы скользили по шее, плечам, оставляли бескомпромиссные метки, которые тут же расцветали алым болезненным тавром.
– Нет! – вывернулся я из его захвата. Заглянув в мутные от накатившего желания глаза, жестко зафиксировал шею и поменял дислокацию, припечатывая его к нагретой моим телом поверхности холодильника. – Ты будешь играть по моим нотам, – возвращал я ему голодные поцелуи, прокладывая дорожку отметин на шее.
Василь дернулся, пытаясь перехватить доминирующее положение, но выпускать из своих лап зарвавшегося охотника я не желал. И тогда его руки неуверенно сомкнулись на моей спине, притягивая еще ближе, вжимая в тело. Мой рык, клубившийся весь вечер и всю ночь в подреберье, вырвался, срывая планку разума к чертовой матери. Впившись в его губы, я сдернул висящие на бедрах джинсы и сжал возбужденную плоть. Василь простонал в мой рот и подался вперед. Я помнил его ритм, помнил все до каждой малейшей паузы, помнил, с какой силой нужно сжимать, когда нужно отпустить, чтобы его желание зазвучало пронзительной позолоченной Ми. Когда его тело завибрировало под моими пальцами предоргазменным пиццикато, я оторвался и хрипло выдвинул свое условие:
– Ты под меня ляжешь.
– Хоть сейчас.
Лун
Тело швыряло о камни и опоры фонтанов, Лун полз по дну, задыхаясь в воде городского ручья. Еще немного… Его ждут. Выдранные с мясом переломанные плавники цеплялись за вбитые в дно опоры, гребенки фильтров, щиты подсветки, но тело, изломанное болью, уже слабо реагировало на новые раны. Хотелось выползти на каменный берег и просто сдохнуть, закончить все это, и только сумасшедшая ненависть не разрешала оставить хоть что-то, даже самую малую чешуйку, людям. Нет… никогда…
Наби смотрел на переливающуюся ленту Чхонгечхона, нервно прогуливаясь у самой кромки воды.
– Где же ты… где ты? – отчаянной молитвой разбивалась надежда. – Только попадись мне еще, безголовый дракон… Я тебя… Я… – Наби в отчаянии сжал кулаки и гневно взглянул на небо, готовый пропустить уже в свою душу бунт и ненависть.
Вода слабо всплеснулась, на мгновение явив на поверхность дугу, украшенную острой чешуей, и тут же сомкнулась, пряча дракона в своих глубинах. Наби с тихим возгласом упал на колени, лихорадочно разгребая воду и пытаясь нащупать тело. Сжав в кулак оплетающие его пальцы волосы, он дернул их, почти выволакивая тело на поверхность.
Читать дальше