Ольга Фост - Живая вода

И вот мы качаемся, и они поодаль чуть — под музыку.

Какой ангел, какой бес заставил меня тогда сделать, что сделала? Раскачалась до холодка под ложечкой, поймала его случайно на меня брошенный взгляд, удержала, и — когда качель шла на высшую свою переднюю точку — вылетела из детства в крепкие руки своего будущего.

Поймал. Пристально взглянул, увидел, видимо, насколько я и сама ошеломлена… Что-то сказал, не помню, что. Улыбнулась ему, выкрутилась из державших меня рук — и убежала в школу, как раз звонок начал звенеть.

Знакомство ли это? Для меня — да. Алёше… не знаю. И почему-то боязно спрашивать. Он же ответит правду, а вдруг эта правда с моей не совпадёт?

Почему я так боюсь боли?

Потому что от её источников инстинкт самосохранения велит уходить.

Мне — уйти от Алёши???

Никогда.

И если так, то лучше не испытывать от него боли. Нет-нет, как неточно. Не позволять себе раниться об него.

Перечитала прошлую запись. Ох, Господи, милый ты мой муж, что подумаешь ты обо мне, если узнаешь, увидишь, как порою на части меня разрывает.

С одной стороны — желание абсолютно доверяться тебе всегда, лететь к тебе, как тогда, с качелей, и знать — поймаешь.

И ужас перед этим доверием, леденящий! — перед возможной твоей ошибкой, резким в мой адрес жестом.

Ах, прости, родной, что я вообще этот страх испытываю. Не тобою он рождён, не ты ему причина…

Как я жалею, что поверила юным своим сомнениям, будто ты не для меня, что нечего даже и пробовать надеяться, будто мы можем быть вместе. Как я виновата перед тобой, что заставила себя думать, что обязана освободить твоё пространство, твоё окружение даже от намёка на своё присутствие.

Расплата…

Даже здесь, даже в этом предельно откровенном дневнике не хочу всего рассказывать, что бывает, когда пытаешься сбежать от единственно правильного жизненного выбора.

И вместо синей птицы прилетела я к мужу моему такой стреляной вороной… Как же хочется, чтобы не было ему из-за этого тяжело со мной…

И зачем я не убереглась для всего — с ним?

Тем более, знаю совершенно точно — между нами не было бы ни предательства, ни другого предательства, ни… ни насилия.

Я думала, смогу любить — других.

Ласкала, веселила и веселилась, бывал отличный секс, бывала нежность. Бывали понимание и глубина. Но всё это — ВСЁ — погибало, едва успев взойти.

Страшно видеть не смерть — страшно, сознавая беспомощность свою, глядеть на умирание.

Как рассказать об этом Алёше? По-хорошему — надо бы, не хочу что-то скрывать от него, хочу быть ему понятной. Но как, чем утешить мне его после… ведь не получится мне откровенничать с ним без его за меня и за нас боли. Прости меня, мой родной, мой бесконечно терпеливый, прости.

И пусть там, где ты теперь, ласково споёт тебе птица, по-особенному сверкнёт звезда, а тот таинственный лес, где ищешь древние секреты, доверится тебе, как хочу довериться, как хочу всегда доверяться я…

Письмо!!!!!!!!!!!!!!!!

…ночью…

Боги, боги мои…

Он — меня — любит.

Всё его письмо сияет этим.

Читаю и перечитываю, и как иссохшаяся от жажды, не могу напиться этой священной, этой живой водой….

А сейчас я внезапно проснулась и долго лежала с гулко колотящимся сердцем.

Отчего, отчего я так счастлива — и так раздираема страхами? Вот, сейчас всю ещё знобит — так страшно стало впасть в самодовольство от осознания, что любима… нет, более того — любимый совершенно беззащитен передо мной, и мне так жутко, как же мне жутко ранить его неосторожным словом или делом… и проблема не в боязни потерять его расположение или напороться на отказ понять и простить какие-то мои поступки — прежде всего, я точно знаю, я совершенно уверена в нём: он сумеет подняться над любой ерундой и даже не ерундой и постарается понять меня. Если же всё-таки осудит — приму как полностью заслуженное наказание: милый мой справедлив, а я доверяю ему безгранично… всё страшнее: я боюсь причинить ему боль, боюсь обидеть. Не только потому что люблю — его, но и потому что любима — им. Он доверяет, а я…

Для меня наши отношения священны, наша любовь — единственное божество, которое по-настоящему признаю над собою. И я молю тебя, любовь наша, убереги меня от поспешных оценок и слов, которые могли бы ранить любимого, убереги его от меня глупой и слепой…

Да, не бывает отношений без каких-то шероховатостей и непоняток, случается мне далеко не с первого раза распознавать за резкостью или колкостью моего милого — шутку, игру, на которые он, редкостный умница, так блестяще горазд, а я… хоть и психолог аж с красной корочкой, но я женщина, у меня чуть иное восприятие мира — эмоции впереди разумения. Вдобавок, заметила уже чётко — в отчаянной зависимости от личной луны — поэтому не всегда удаётся мне сразу понять, что же имел любимый в виду… Это горько… зато счастье — понимать затем.