Ольга Фост: Живая вода

Великий наш праздник.

Провела его, как привыкла с детства… смотрела от и до парад, потом заехала за родителями и мы вместе поехали сначала на Ваганьково, а потом на Кунцевское. И нашим поклонились, милым бабушкам моим… ах, скольким же солдатикам, сколько ран их руки перевязали… А потом и на братские могилки гвоздики отнесли. Каждый год уже много лет так делаем — и вижу, что многие люди тоже. К своим приходят — но никогда и тех безымянных не забывают. На граните рядочками — алые гвоздики, кое-где георгиевскими лентами перехваченные, церковные свечи, пасхальные яйца, конфеты и кусочки куличей, если Пасха поздняя… и нередко — сигареты… Никогда слёз не могу сдержать, глядя на это. Бесконечно горько за них, потерявших жизни. Но не просто потерявших — а чтобы жили мы! Избитая фраза, но смысл никогда не избит. Пишу это и плачу, плачу, оплакиваю их всех и каждого. Скорбь и благодарность.

Алёшины деды похоронены далеко отсюда. В прошлый и в позапрошлый годы на день Победы всё не удавалось нам съездить к ним, но очень надеюсь, что в следующем — обязательно.

Вечер провела у Алёшиных родителей, смотрели с его мамой старые фотоальбомы. У них чудом сохранились даже дореволюционные. Какие лица! А какой чудесный Алёша в детстве. Строгий, но и тёплый. Смотрела на него и думала, какими будут наши дети…

Алёшенька, ты не можешь чуточку ускорить время? Самую крохотку… Мне надо продержаться без тебя ещё восемьдесят четыре дня…

От Алёши — письмо!!!!!!!!!!!!!

С его фирменными колючими шуточками, с его фирменной сдержанностью, за которой — весь он, нетерпеливый, дрожащий, аж дыхание прерывается — и у меня тоже… а я прямо как героиня старинных романов, готова листок с его словами, с его почерком — целовать.

Будто самого.

Разнежить им губы (разнежить — его слово…)…

Рассматривать каждую буковку, как разглядывала бы его.

Сидела потом не меньше часа, смотрела наши первые фото и видео со свадьбы, радовалась сквозь слёзы. Трудное нам с ним выпало счастье, но счастье же…

Так надеялась, что беременна… Хорошо, что выходной, лежу целый день, ничего и никого не хочется. Пыталась звонить — абонент опять не абонент. Отправила смсочку, чтобы ждал большущего от меня письма. Может, мелькнёт где проблеск связи — и долетит до него эта моя весточка…

Читала книгу. Авторесса известнейшая, в женской аудитории уж точно… но для меня так и останется автором одного романа. Тот безупречен. А это… чёрт! Мастерски исполненная банальность. Сценарий для третьесортной голливудщины.

Рассердилась ужасно. И Алёша далеко, не поворчишь ему о том, как разочарована. И не повспоминаешь с ним то высочайшее, лучшее, что вместе читали. Вместе читали, хотя и были между нами километры и годы.

А мы сами… Герои гениального романа! Автор — Судьба. И не перескажешь ведь всего… зато прожито — и сколько ещё предстоит…

Могла ли я мечтать, что он, одна из самых ярких звездочек их фантастически талантливого выпуска (районные и городские олимпиады — все они на пьедесталах; школу оканчивали — почти поголовно если не золотыми, то серебряными медалистами, а там сходу — в МГУ, МВТУ), могла ли я мечтать, что хоть когда-нибудь он заметит очарованную им застенчивую младшеклассницу, вечерами мотылявшуюся под окнами актового зала — когда они с одноклассниками репетировали школьные концерты и спектакли. Осенью и весной это было особенное счастье: окна раскрыты… и я, вся натянутая, как антенна, аж дрожала, выхватывая из гомона голосов один-единственный, уже тогда родной, всё существо радовавший…

Не могла и мечтать. Почти постоянно видела его с одноклассницей. Красавица, ни в чём ему не уступавшая умница — где уж мне? Его всегда любили именно такие — и он их… Талант к таланту, свет к свету.

А он мне потом рассказывал — запомнились ему мои восхищённые глаза, когда читал со сцены «Жди меня…»

Ах, он читал… будто стихи те — им прожитые. А я слушала, будто мне всё это говорится…

Слово уже тогда чувствовал, как немногие. Как поэты, чьи стихи любил и любит…

Прервалась — позвонила мама, по телефону настраивали с ней режим на стиральной машине. Папа-то на даче…

Думаю иногда, как буду отвечать сыну ли, дочке, обоим ли, на вопрос: «А как вы с папой познакомились?»

Ох… Я на него с качелей прыгнула.

На переменке, вот таким же вот жарким майским днём, высыпали мы из школы. Почему они, ребята старшего класса, оказались на детской площадке с качелями, где и мы, без пяти минут шестиклассницы? Иначе, как судьбой, объяснить не могу. И вот мы с девочками качаемся, наши мальчишки убежали подальше свою чуть не первую сигарету пробовать, а эти, солидные уже, совсем взрослые в своих тёмно-синих костюмах, почему-то собрались неподалеку от нас, магнитофон слушали, за которым сбегал домой кто-то, живший в паре шагов от школы.