Вита Витренко - Вне зоны доступа

Айсолтан не удивилась, заметив Костю. Она чувствовала, что он придет. «Кофе?» — улыбнулась она, и Костя кивнул. Увидев теперь Асю в этой кошмарной обстановке, он поразился, как не соответствуют декорации спектаклю. Захотелось тут же увести ее подальше, одеть в шелка, окружить заботой. «Одумайся, — пытался вразумить он себя. — До чего ты докатился? Допивай кофе — и уходи». А с языка уже сорвалось: «Пройдемся?». И Айсолтан, как и вчера, покачала головой, а Ирина снова сказала: «Иди», и лоток был собран, и Ася переоделась в легкое белое платье в дивных сиреневых цветах, а запах лаванды и корицы кружил Косте голову.

Так у них и повелось: до шести она торговала у перехода, потом Костя отвозил ее домой, где она переодевалась — и они гуляли по вечернему городу, впитывая влажную прохладу, где-то ужинали («Как же она мало ест!» — удивлялся Костя) и говорили, говорили, говорили. Он был поражен, узнав о ее образовании и любви к поэзии. Она удивилась, что украинский компьютерщик цитирует Омара Хайяма. Костю сразило ее самоотверженное одиночество на чужбине (правду о предательстве мужа он так и не узнал). Айсолтан потрясло его нежное к ней отношение. При этом плотского между ними еще не было ничего, лишь легкое касанье рук на прощанье. Почему-то на большее он никак не решался, а она не торопила…

Конечно, вечно так продолжаться не могло. «Я нашел тебе работу, — однажды сказал Костя. — Не лучший вариант, но продавать прессу в киоске все-таки приятнее». Она благодарно улыбнулась, так как давно уже тяготилась тем, чем занималась. Ирина и баба Настя, вместо того, чтобы облегченно вздохнуть, почему-то расстроились. «Береги себя», — на прощанье сказала Ирина.

У Айсолтан больше не получалось откладывать деньги. Во-первых, доходы ее с переменой места работы против ожиданий уменьшились, а не возросли. Во-вторых, теперь для нее было важно хорошо выглядеть, и она отдалась истинно женской страсти: побрякушки, заколочки, новые платочки и даже туфельки. «Так дело не пойдет», — то и дело говорила она себе, но проходила неделя, другая, а ее конвертик все не пополнялся. Смущало и то, что она до конца не понимала Костиного к себе отношения. Было между ними что-то большее, чем просто «друзья»: чувствовалось это во взглядах, в особых интонациях голоса, в мягких полунамеках, витавших в воздухе… Но никакого огня, никакой страсти, когда щеки горят, сердце готово выскочить из груди, а внутри все наполняется истомой и жаром, как случалось у нее с Тургунбаем! Ни разу, ни разу не предпринял Костя попытки сделать Айсолтан своей. Никогда не звал ее домой, не дарил подарков, не предлагал финансовую помощь. Она знала, что он мечтает поменять машину, но и он знал, что большего всего на свете она хочет вернуться на родину. Хотела… Айсолтан уже с трудом понимала, что же ей нужно.

А у Кости на все были свои причины. Дома, в однокомнатной квартирке, ждала его по вечерам больная мама. Анна Сергеевна уже давно просила сына: «Женись!», в душе надеясь, что невестка облегчит быт: будет готовить, стирать и обслуживать не только Костю, но и ее, старуху. Самой вести хозяйство было уже тяжело, и хотя Костик старался, как мог, мужские руки есть мужские руки — неумелые, неловкие и небыстрые. Однако вот незадача: сколько у Кости не было девушек, стоило их привести домой и познакомить с мамой, как неожиданно в отношениях что-то ломалось. Происходило ли это из-за острого нежелания потенциальных невест делить единственную комнату с нездоровой, но властной Костиной мамой, или такая некрепкая, ненастоящая любовь случалась с каждой из них, Костя не знал. Такое же разочарование постигло его и с Ольгой. Сначала обоим виделись вокруг молочные реки и кисельные берега, и было им сладко и вроде бы восторженно радостно, но стоило Ольге посмотреть, как ее милый живет, нос к носу встретиться с Анной Сергеевной, как она стала отдаляться от Кости, отменять встречи, придумывать новые необъяснимые обстоятельства, ускользать, словно угорь, из Костиных рук. И он понял: этот мяч — тоже не в его ворота. Теперь же в жизни возникла Айсолтан: с чужой кровью, непонятным прошлым и размытым будущим. И Костя оказался между двух огней: и маме не мог рассказать о его Асе, ибо реакцию бывшей учительницы предвидел заранее (не подумал, дурак, что у них может быть столько общего!), и Асе боялся поведать о своих сложностях, предпочитая пустить все на самотек. Посягать же на ее, Асину персону, без каких-либо обязательств он не мог — не так был воспитан. Вот и маялись оба.