Чарльз Вильямсон - Девушка из универмага

Возбуждение этой эффектной женщины было настолько страстно, что Вин почувствовала, как оно передается ей. Она не знала того, что случилось, хотя остальные, видимо, это знали, сочувствуя или делая вид, что сочувствуют ев­рейке. Но даже она, будучи здесь чужой, могла придти к определенным заключениям.

Мисс Штейн назначили продавать вещи, которых по ее мнению, никто не станет покупать. Кто-то, обладающий властью, поставил ее в это положение, чтобы причинить ей неприятность. В этом была замешана еще одна женщина, здесь должна играть роль ревность.

— Он сказал: «это подходит для вас, мисс Штейн», — передразнивающим тоном произнес дрожащий голос еврейки. — Как бы еще так — для меня. И он дал мне эти тряпки!

— Ей будет приятно, что вы унижены, — заметила де­вушка с круглым красным лицом.

— Неужели вы думаете, что я не знаю этого? — гордо спросила мисс Штейн. Ее глаза наполнились слезами, кото­рые она с досадой вытерла очень грязным носовым платком, сильно контрастировавшим с ее прошедшими через маникюр руками. — Здесь нечего делать, но я расстрою всю эту ма­хинацию, прежде, чем им удастся уничтожить меня.

— Вы не сделаете это именно теперь! — воскликнула ма­локровная девица.

— Не сделаю? Посмотрим! Мне наплевать на то, что случится со мной после сегодняшнего дня.

Уши у Вин горели, как если бы кто-нибудь надрал их. Прошло несколько минут. Она не могла обратиться за по­мощью, за справками относительно предстоящих ей обязанностей. Если бы она задала вопрос, что ей делать, к ней отнеслись бы недоброжелательно, или даже того хуже. Мистер Меггисон сказал, что отделение двухчасовой распродажи со скидкой будет «испытанием». В таком случае, она потерпит позорное поражение, а она не хочет этого. Но ей не хотелось также, чтобы потерпела поражение и прекрасная еврейка. Ее волнение было не совсем эгоистичным. «Испы­тание». Неужели нет ничего, что она могла бы сделать для своей и общей пользы?

Внезапно ее мысли перенеслись на пароход. Перед ней выплыло лицо Питера Рольса. Она видела его добрые, голубые глаза. Она снова слышала его слова: «Если я когда-нибудь смогу помочь…».

Как странно! Почему именно теперь она вспомнила о нем? Никто не может ей помочь и меньше всего он, ве­роятно, позабывший за это время о ней, после того, как мисс Рольс расстроила его ужасную обманную игру. Ей надо надеяться на самое себя. Правда, ей, словно по внушению Питера, пришла в голову идея, и, в сущности, не плохая идея, если бы только у нее хватило мужества прервать мисс Штейн.

Однажды вечером она болтала с Питером на нижней па­лубе о русских танцах и рисунках Льва Бакста. Она об­меняла Питеру поразительную красоту причудливого сочетания красок, смеси, которую не признавали до «русского помешательства». Теперь ей показалось, что Питер напом­нил ей ее тогдашние, немного хвастливые слова, что она смогла бы «из немногих тряпок и настроения Бакста» сде­лать превосходное модное бальное платье.

«Если вы собираетесь стать соперницей Надин, я готов помочь вам», — отвечал ей Питер и оба они рассмеялись.

Теперь, с могущественной, но безличной «помощью» крупного предприятия Питера Рольса старшего, она настрои­лась на лад Бакста и возымела дерзкое намерение оказаться соперницей Надин.

— Прошу извинения, — пробормотала она, обратясь к мисс Штейн и поспешила продолжать, так как на нее из под черного облака нахмуренных бровей уставился изумленный враждебный взгляд. — Я… Я, надеюсь, вы извините, что я прерываю вас, но я была моделью у Надин и мне при­шла в голову идея, если вы позволите мне… мне кажется, вы считаете, что эти вещи не подходят для продажи, но я думаю, что если мы поспешим, нам удастся кое-что сделать из них.

Она сознавала всем своим существом, что, если она не вы­держит взгляда глаз мисс Штейн, пока не успеет возбудить к себе интерес, последняя надежда будет потеряна. Она напрягла все свои усилия, чтобы выдержать этот взгляд, и она выдержала его, быстро говоря и заражая своим энтузиазмом раздраженную несчастную душу другой женщины.

— Что вы имеете в виду? — спросила мисс Штейн, сразу приняв резкий, официальный тон деловой женщины.

— Я покажу вам, если позволите, — отвечала Вин.

Винифред подошла к одному из прилавков и быстрыми решительными движениями начала строить разные комбина­ции из этих блуз, шарфов и дамских безделушек.

Она взяла ярко-красный шарф и обвязала им по талии вульгарную блузку небесно-голубого цвета, крепко приколов его булавками и, таким образом, придав блузке более нарядный вид. Затем, она прикрепила под воротником малиновый бант, который сам по себе был отвратителен, но сразу стал красивым, подобно бабочке, севшей на цветок.