Сергей Ярощук - Выскочка

Вечер прошел в атмосфере дружеского доверия, большого обилия «девичьего трепа, мужского «все-анализа», беззаботного смеха и высокопарного слога. Когда подвыпивший человек, под воздействием алкоголя, становится много значительнее, чем он есть на самом деле. Но это не мешало этим умным и знающим немного мир людям, воспринимать друг друга как есть и видеть, и слышать только то, что каждый хотел сказать, пропуская все напускное, наигранное и неискреннее.

В понедельник у этих двоих уже было «небольшое прошлое», незначительное, не преступное, но их. Его и ее. На новаторское предложение Славы директор отреагировал достаточно благосклонно, он и сам уже подумывал о чем-то подобном, но все руки не доходили, а взглянув на проект со стороны немного отстраненно, он увидел все в новом свете, с неожиданными перспективами. Екатерина Андреевна и Самородкин должны в героически короткие сроки подготовить предложение как бизнес-план для предоставления в финансовые учреждения по вопросу получения кредита. Подчеркнуть бизнес привлекательность проекта доступным для финансиста языком задача нелегкая, но интересная, поэтому Катя и Вячеслав работали по восемнадцать часов, бросили на проект весь свой творческий потенциал. Для Филиппа наступил период крайнего ревностного неприятия всего того, что эта парочка творила. А творила она следующее: они не расставались ни на секунду, игнорировали все офисные дискуссии, перекуры, кофепития и прочее, были активно безучастны в общественной жизни компании, не обедали, не отдыхали, даже практически не разговаривали по мобильным. Филипп не единственный кто обратил внимание на это подозрительное рвение, но был единственным, кого оно лично касалось. На все попытки поговорить с Катей получал отсрочку и просьбу понять и не беспокоить, на прямой вопрос любим ли он еще, получал безусловное да, но все равно мучался.

Спустя неделю такой гонки, появился, наконец, результат. Труженики были очень довольны.

– Ты часы видела уже почти полночь, твой муж тебя четвертует.

– Четвертует… Мы каждый день так заканчиваем. Ты вообще, что ли за временем не следишь. Он меня каждый день четвертует, я уже привыкла.

– Тогда дуй домой, ерунда осталась сам закончу.

– Вот эгоист на общие перлы претендуешь? Предлагаю заказать пиццу, пиво и отпраздновать окончание, пока доставят, как раз закончим.

– Годится. Только я пиво не хочу, может виски? Такой труд и пивом.

– Виски так виски.

К пицце и виски добавились фаршированные маслины, лимон и неизвестно откуда добытый Катей лед. Высокий шотландский градус безжалостно расправился с их усталостью, в дребезги разбил незамысловатую закуску и вскружил и так уже кружащиеся от успеха головы победителей. Офисный компьютер замурлыкал модный, специально для влюбленных женщин написанный, яркий, нежный и ласкающий мотивчик популярной мальчуковой группы. Парни сотрясали воображение цветастыми картинами ухаживания, шепотом уговаривали поддаться и победно рычали, получив желаемое. Катя и раньше закатывала глазки, повторяя своими красивыми, аккуратно накрашенными губами слова этой песни, но сейчас в этих обстоятельствах душа пожелала большего.

– Ты должен пригласить меня танцевать, так люблю эту песню и еще ни разу под нее не танцевала.

– Должен. Приглашаю.

Пока Слава сидел, виски тоже прятались в ожидании команды, что тело пьющего готово к господству над ним. Поднявшись и посмотрев в задорно смеющиеся глаза Кати, Слава начал в них растворяться, он совсем не ощущал себя, только эти голубые озерца принимающие его в себя своей нежной прохладой. Поцелую. Пусть потом прибьет, узнаю на вкус эти глаза и будет, что будет. Он нагнулся, потянулся открытыми губами, как ему, казалось обещающим удовольствие, глазам, но встретил открытые готовые для поцелуя губы. Конечно же, это был не первый поцелуй Вячеслава в таком состоянии, но произведенный эффект, был неожиданным, его не отбросило, не ударило током. Просто поцеловав Катю, он утратил сознание. И в сладостном, бессознательном смело и жадно целовал ей губы, глаза, шею, грудь, она нежно и податливо отвечала встречными действиями раздевая и целуя его. Это был не секс, а страда, уборочная – эти двое хотели за раз вобрать в себя и дать друг другу все удовольствия мира, несколько часов беспрерывного движения друг в друге, жадного вгрызания, царапанья и предобморочного, конвульсивного растворения в другом, когда удовольствие одного подхватывались тысячекратным удовольствием другого.