Полина Рей - Анестезия

– Там неплохо платят. Деньги поступают из фонда, а не от государства.

– Всё равно. Ты туда не пойдёшь.

Настя улыбнулась. Вроде как мать лезла в её жизнь, но делала это исключительно из лучших побуждений, потому это и вызывало улыбку, ничего кроме.

– Мам, Глашу в этом году в школу собирать. Это траты.

– Придумаем что-нибудь.

– Придумаем. – Настя хмыкнула и уткнулась в чашку с кофе. – Ничего мы кроме работы не придумаем.

– Значит, соглашайся на то, что тебе сейчас предложу.

На лице матери появилось упрямое выражение. Настя знала его слишком хорошо – та уже наверняка вбила себе в голову что-то и отступать не собиралась.

– Что ты мне сейчас предложишь?

– Сиделкой пойти. Но не за копейки, чтобы круглые сутки там сидеть, а к богатому человеку.

– К кому?

Мама поджала губы, отвернулась, глядя куда-то в сторону, и у Насти появилось нехорошее предчувствие. Она пока не знала, с чем – вернее, с кем – оно было связано, но испытывала его. Даже сердце быстрее колотиться стало.

– Ну? – поторопила она мать, когда пауза затянулась.

– К Зубареву Саше, – выдохнула та словно бы с вызовом.

Настя сделала жадный вдох, едва удержавшись от того, чтобы не схватиться за горло. Саша Зубарев. Слишком остры ещё были воспоминания о нём, хотя прошло много лет с тех пор, как они виделись в последний раз. И слишком глубокие чувства к нему она испытывала в прошлом, чтобы вот так просто забыть.

– Что с ним? – прошептала Настя, отчаянно ругая себя за то, что не отказалась сразу, стоило ей услышать имя Зубарева.

– Я так и знала, что ты не в курсе.

– Не в курсе. Так что?

– Инвалид он теперь. Парализован. На матче травму получил.

– Давно?

– С полгода назад.

Настя откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Перед глазами замелькали картинки прошлого, в котором и она, и Саша были такими молодыми и полными надежд. Неважно на что – жизнь, будущее, карьеру – главное, что они, эти надежды, были такими осязаемыми. Казалось, протяни к ним руку и сможешь почувствовать, насколько они реальны.

– Даже не думай об этом, – буркнула Настя, уже решив, что откажется. – Странно, что тебе вообще такая мысль хоть на секунду в голову пришла.

Последние слова она проговорила с укоризной, и когда мать опустила взгляд, прекрасно понимая, что именно имеет ввиду Настя, поднялась с дивана и пошла к Аглае.

– Я Глашу разбужу. Завтракать уже давно пора.

И вышла, чувствуя, как её изнутри разрывает на части от самых противоречивых ощущений.

Она всё же пересилила себя и отправилась посмотреть, как работает детской сестрой Маша Зеленцова. Полненькая, вечно улыбающаяся, с кудряшками на голове – наверное, именно она была создана для того, чтобы дарить тепло детям, которые в этом так нуждались. Она, а не Настя. Что она могла дать тем, кто сейчас тянул к ней свои руки, беззубо улыбался через боль или капризничал, жалобно хныкая? Только слёзы, которые сами по себе выступали на глазах, и которые Настя украдкой стирала, чтобы после натянуть на лицо улыбку и продолжить свои манипуляции.

– Так. Ещё один есть мальчик. Тяжёлый. Почти не говорит, точнее, говорит звуками. ДЦП-шник. Над диагнозом бьются, но похоже, там что-то неизлечимое, ну, помимо ДЦП-эхи, – отрапортовала Маша, вручая Насте стопку подгузников, в которые она и вцепилась так, словно только они могли удержать её на ногах.

– Я… Я наверное, не смогу, Маш, – жалко выдавила она из себя, отходя к окну коридора.

Сколько раз за сегодняшний день она испытывала страх, когда понимала, насколько всё хрупкое. Не стань её в какой-то момент, и Глаша сначала окажется в детском доме, а после, стоит ей заболеть, вот в таком ужасном месте. Нет, здесь всё было светлым и просторным, здесь работали чудесные чуткие люди, но всё равно Настя испытывала ужас, когда находилась наедине с малышами, что испытывали боль. Даже представлять, что её Аглая может быть здесь, было страшно.

– Ничего. Это нормально, – поторопилась заверить её Зеленцова. – Не все могут, это правда.

А Настя стояла, смотрела на нежно-голубое небо, и понимала, что испытывает совершенно малодушное желание сбежать. Туда, где есть прикосновение тёплого ветра, где можно просто устроиться на скамейке и подставить лицо яркому солнцу. Где она сможет забежать в магазин и купить дочери фруктов или её любимый шоколад.

Где есть совершенно иная, отличная от этой, жизнь. И да – мчаться отсюда куда глаза глядят было и вправду малодушно, но Настя знала – если останется – попросту сгорит.