Вадим Меджитов: Черноголовка

Я был поистине жалок.

– Я… ты же понимаешь… тут сложно найти работу и…

– Вадим, – она, наконец, назвала меня по имени.

И повернула ко мне свое чудесное, нежное любимое мной всем сердцем лицо. И ее взгляд резанул по моему сердцу, словно ножом, больно и резко. Ведь в ее глазах стояли слезы.

– Зачем мы опять говорим об одном и том же? Зачем? – твердым холодным тоном спрашивала она у меня.

– Я…

– Прекрати, – она отвернулась и снова устремила свой измученный, полный боли взгляд в книгу. – Перестань, прошу тебя. Зачем ты меня мучаешь? У тебя свои заботы, свои дела. Я же могу справиться со всем и сама. Пока что.

Она, гордо подняв голову, закинув подбородок, молчала, а я не мог найти слов. Я совершенно четко понимал, что она сейчас плакала, что ей сейчас было плохо, одиноко, обидно и донельзя страшно… и я хотел ее обнять, поцеловать, прижать к себе. Успокоить. Заверить, что все будет хорошо.

Я хотел…

Но это было бы очередной ложью. А она, эта бедная девочка, уже порядком устала от лжи и пустых, ничего не стоящих обещаний.

Я уже отчетливо слышал, как она плачет… рыдает, а ее горькие слезы падают на страницы умной книжки, которая вбирает их без всяких сожалений.

Я вдруг ощутил, как мои пальцы сами по себе сомкнулись на пронизывающе холодном металле ограждения.

И она также это заметила.

– Уйди, Вадим, – печальным голосом произнесла она, больше не скрывая слезы. – Уйди, прошу тебя. Оставь меня… пожалуйста…

Этими словами она молила, чтобы я остался. Остался навсегда и рядом с ней.

Я это понимал.

И все же я отнял руки от ограждения, отошел от моей любимой. И ушел прочь.

Не потому что так было правильно… а просто потому, что я не мог пережить больше и дня, обманывая себя и ее.

Я чувствовал, что она медленно погибала, как и это диковинное знаменитое дерево. Но ничего не мог с этим поделать. Точнее, не хотел.

Пусть она считает меня трусом, лжецом и лентяем. Но я буду собой, тем самым Вадимом и никем иным. Не хочется оставаться в ее глазах благородным героем, когда на самом деле…

А кто я на самом деле?

И какое это имеет значение?

Ведь мои горькие слезы сейчас орошали эту бедную землю так же, как и ее. В этом мы были одинаковы. Сломанные, несчастные, одинокие.

Как и все в этой депрессивной, донельзя странной стране.

Я сел на деревянную лавочку рядом с ней.

Цветы раскрывались перед нами своими яркими буйными летними красками.

– Ты пришел, – отметила она жизненный факт, не поворачивая ко мне своей прекрасной головы.

– Конечно. А мог иначе? – я слегка улыбнулся, подстраиваясь по ее элегичное настроение.

Мы помолчали, оба смотря куда-то вперед, каждый думая о чем-то своем.

– Вот все и закончилось, – вдруг тихо проговорила она.

– Все? – недоуменно переспросил я.

– Все. Именно, что все, – безразличным и бесцветным голосом подтвердила она.

Я почувствовал в ее душевном состоянии некую странную, будто недавно образовавшуюся пустоту. Это пугало, ведь такой молодой человечек не мог начать свой путь к Смерти настолько рано. Точнее, мог. Но не должен был.

Еще не время.

Она слегка придвинулась ко мне, словно ища поддержки, и не только моральной. Я почувствовал приятный запах ее тела, был очарован ее искренней привлекательностью, не прячущейся за нагромождениями общественных шаблонов поведения, ее чистая, незамутненная опытом натура манила меня к себе…

Я слегка встряхнул головой. Быстро пришел в себя.

Нельзя.

Ведь ей только семнадцать. А мне чуток побольше.

Таким двум разным, пусть и интересным мирам лучше не соприкасаться друг с другом, если не хочешь брать на себя ответственность. А я пока не хотел брать ответственность вообще ни за что в этом странном мире.

Я расслабился и смягчил голос. Мигом сделался другом. Коим, впрочем, и был.

Ведь я общался с милой Светой уже очень давно. Радовался ее успехам. Как не порадоваться за умного ребенка, особенно осознавая тот простой факт, что у меня, возможно, никогда и не будет детей?

– Ты звучишь обреченно, – тихо сказал я, поворачиваясь к ней.

Она уже вовсю смотрела на меня, раскрыв свои большие удивительно прекрасные глаза. Смотрела на меня, вцепившись пальцами за края скамейки. А затем резко отвернулась, понурила голову и печально вздохнула.

– А как мне еще звучать, Вадим? – грустным голосом спросила она.

– Как человеку, который совсем недавно сдал все важные экзамены, причем на очень высокие баллы, – просто и незатейливо ответил я. – Звучать радостно, гордо. Многие были бы рады оказаться на твоем месте.