Кэрол Маринелли - Любовь всегда права

К тому же он читал в прессе, что у Ани отношения с Микой. Странно. Ему всегда казалось, что танцоры-мужчины – просто красивые мальчики в трико.

Сегодня он изменил свое мнение.

– Аня, я пришел, чтобы просто посмотреть на тебя. Теперь я вижу, что у тебя все хорошо.

– Тогда уходи.

Но он не уходил. Они стояли, смотрели друг на друга и говорили. Но не губами, а глазами, так же как делали это много лет назад. Тогда взгляд Ани пересекал большую детдомовскую столовую, чтобы встретиться с его взглядом.

«Ты вспоминал обо мне?» – молча спрашивала она.

Его глаза отвечали «да». Черные как угли, они сверкали так же, как тогда, и так же, как тогда, могли заставить ее пылать в ответ.

Роман посмотрел на ее густо накрашенный рот, и Аня поняла, что он ее поцелует. Взяв со стола салфетку, он стал стирать помаду.

И она позволила ему это сделать.

А он ругал себя: о чем он, черт возьми, думал? Что может прийти посмотреть, как она танцует, а потом просто взять и уйти? Это же невозможно.

Они пристально всматривались друг другу в глаза, и их дыхание вошло в тот же ритм, как тогда, когда они целовались впервые.

Тогда Аня только что вышла из театра и увидела, что перед ней мужчина.

Но сегодня, когда она, подняв руки, дотронулась до его лица, он не дрогнул. Он просто ощутил нежное прикосновение ее пальцев, гладивших его по лицу. По лицу, которое казалось Ане самым красивым. Высокие скулы, черные глаза – облик, навсегда врезавшийся в ее сознание. Мужчина, который когда-то возносил ее на небеса. Сейчас он мог сделать это снова.

– Это будет мой прощальный поцелуй, – сказал Роман.

Он не спросил: «Можно я тебя поцелую?» Роману никогда не требовалось разрешения.

Его поцелуй был мягким, и это удивило Аню, потому что раньше его поцелуи были страстными и даже слегка грубоватыми. Но сейчас он опустил голову и, взяв ее за подбородок, нежно поцеловал в губы, и это было новое обретение друг друга. Анины губы раскрылись, и его язык скользнул внутрь. Они заново узнавали друг друга, пытаясь утолить копившийся годами голод, и вскоре его поцелуй сделался страстным, как тогда.

Роман крепко обнял ее, как умел это делать только он один. Казалось, ее тело принадлежит ему по какому-то исконному праву. Его губы продолжали терзать ее рот.

Эта сладостная мука заставила ее положить ему руки на грудь, но не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы крепче прижаться к нему.

И Роман прижал ее к своей широкой груди. Его рука чувственным жестом легла ей сзади на талию, но плотные слои пачки не позволяли ей опуститься ниже. Однако это препятствие недолго смущало Романа, и вскоре его рука уже гладила Анины ноги и бедра.

Их языки сливались в страстном танце, желание росло, а поцелуй уже не был похож на прощальный. Напротив, казалось, их тела приветствовали друг друга после долгой разлуки.

Аня почувствовала, как низ его живота с силой прижался к ней, а другая рука нашла грудь, и, несмотря на препятствие – плотную расшитую ткань лифа, это прикосновение показалось ей блаженством. Большой палец Романа скользнул по ее соску, и ей страшно захотелось избавиться от одежды.

– Татьяна… – В дверь постучали, и Аня поняла, что это ассистентка, которая хочет войти.

Они перестали целоваться, но он так и не выпустил ее из рук, продолжая гладить Анину грудь. Они смотрели друг другу в глаза. Она чувствовала его возбуждение, но не только это. Тело Романа стало крупнее и мощнее, и Аня хотела его, до боли хотела насытиться им за все те годы, что он лишил ее возможности прикасаться к нему.

Но Аня понимала, что должна прогнать Романа, и сейчас у нее появился шанс сделать это.

Он тоже знал, что должен уйти.

По крайней мере, об этом говорили их глаза.

– Я сама справлюсь с костюмом! – по-русски крикнула Аня через дверь. – Вы можете идти.

С ее костюмом справится Роман. Аня поняла это, когда он, не говоря ни слова, повернул в двери ключ.

Он вернулся.

На этот вечер. Их прощальный вечер.

Теперь Аня дрожала от страсти, а не от страха сцены.

Ее ноги, которые еще совсем недавно проделывали самые невероятные па, с трудом могли идти, когда, взяв ее за руку, Роман повел ее к стоявшему в гримерной креслу. Он усадил Аню и, повернув кресло в сторону, опустился на одно колено.

Развязав шелковые ленты ее пуантов, Роман снял их с ее ног. Аня поморщилась. После спектакля эта процедура всегда вызывала боль. Даже несмотря на то, что она заранее разнашивала пуанты и тщательно бинтовала пальцы, на мысках ее балетных трико краснели пятна крови. Роман погладил ступни ее ног и пятки, а потом провел теплыми руками по истерзанным болью щиколоткам.