Кэрол Маринелли - Любовь всегда права

– Где ты взял шоколадку? – спросила она.

Роман не ответил, но от его улыбки она вся наполнилась теплом.

И вот сегодня она горела огнем, вспоминая об этом. Но потом все кончилось.

В финальной сцене Жар-птица не появлялась, она сидела на полу за кулисами и жадно хватала ртом воздух. У нее совсем не осталось сил. Когда спектакль окончился, услышав крики «браво» и аплодисменты, она заставила себя встать. Жар-птица вылетела на поклон. Все такая же прекрасная, такая же ослепительная, она принимала аплодисменты.

При ее появлении весь зал встал. Зрители понимали, что сегодня вечером они видели потрясающий спектакль. Татьяна сделала несколько глубоких реверансов, наклонилась и подхватила брошенные на сцену розы. Она знала, что заслужила признание публики, и улыбалась в ответ на непрекращающиеся крики зрителей.

Овация продолжалась десять минут, ее вызывали снова и снова, но, только когда шум постепенно начал стихать, она услышала это.

– Браво, красавица!

На миг Татьяна застыла на месте, потом повернулась направо и уставилась в темноту, но так и не смогла его разглядеть. И все же она узнала голос.

Это был Роман.

Среди зрителей было много русских, и ей часто приходилось слышать эту фразу. Но именно его голос заставил ее поднять голову и вглядываться в темноту. На какую-то долю секунды, стоя посреди сцены, она снова стала Аней Илюшиной.

Поварихиной дочкой.

Сироты из детского дома считали ее счастливицей и богачкой просто потому, что у нее есть мать, а позже она поступила в знаменитую балетную школу, где научилась не только танцевать, но и правильно говорить, есть и вести себя как настоящая леди. Они не понимали, что она чувствовала себя такой же бедной замарашкой, как они. До поступления в балетную школу и потом во время каникул Аня вставала в пять утра в своей холодной комнате и вместе с матерью отправлялась в детский дом. Там на кухне она, по крайней мере, не мерзла, как дома. Катя работала весь день до позднего вечера и не только готовила, но мыла, чистила и убирала всю утварь. После того как мать замачивала овсяную крупу для завтрака, они возвращались в свой темный холодный дом, чтобы на следующее утро начать все сначала.

Но Аня всегда с нетерпением ждала следующего дня и, как только снова оказывалась в детдоме, сразу же начинала высматривать Романа.

Вот и сейчас она искала его взглядом. Аня беспомощно вглядывалась в темный зал. Возможно, она ослышалась. Или сошла с ума. С этими мыслями прима вернулась к себе в гримерную.

Теперь она чувствовала, что совершенно вымоталась. Все тело болело. Усевшись за гримерный стол, она постаралась сосредоточиться. Ее известили, что скоро ее посетит герцогиня.

– Кто еще?

В списке оказалось много людей, желавших поздравить ее с успехом, и Аня вдруг обнаружила, что, затаив дыхание, слушает их имена. В прошлом году, когда она впервые танцевала Жар-птицу, среди зрителей оказался брат Романа Даниил, который пришел за кулисы убедиться, что это действительно она.

Она бросилась к нему, на секунду подумав, что это Роман. Но еще до того, как заметила шрам на щеке, у нее упало сердце, потому что она поняла: это не он.

Теперь она боялась даже надеяться.

И конечно, в списке оказался один из спонсоров со своей юной дочерью, которая тоже хочет стать балериной. Аня нетерпеливо постукивала по столу пальцами, слушая, как ей зачитывают список.

– Кто еще? – отрывисто бросила она.

– Еще один джентльмен. Он говорит, что вы вспомните его, потому что он брат Даниила Зверева.

Густо накрашенные ресницы взлетели вверх. Теперь она знала, что Роман здесь, хотя и не захотел назвать свое имя.

– Он просил передать вам свои поздравления по случаю вашего прекрасного выступления и сказал, что всегда знал: вы добьетесь успеха. Еще он просил меня передать вам это.

Аня опустила глаза и увидела на ладони ассистентки тоненькое золотое колечко – сережку, которую потеряла, когда они впервые занимались любовью.

О, она помнила, как вернулась в тот вечер домой. Очень поздно. Мать спросила, где она была.

– Ты потеряла сережку, – сказала Катя. А потом, увидев блестящие глаза дочери, ее покрасневшие щеки и губы, ее кожу, воспаленную от жарких нетерпеливых поцелуев Романа, ударила Аню по щеке.

Больно.

Потом ударила по второй.

Щеки Ани зарделись от воспоминаний о том первом блаженстве, которое испытали они оба. И вот теперь Роман принес ей сережку.