Шен Бекасов - Семь слов

Рома смотрел на фотографию.

Да, всё-таки она была очень красива. И на студийном фотоснимке тоже выглядела шикарно. Впору было вновь залюбоваться ею, но Роме вдруг стало тошно. На обороте фотокарточки он обнаружил основные данные о ней: имя, возраст, размеры, название агентства… И цену.

Одеревеневшей походкой Рома вернулся к стойке бара. Положил перед ней купюры и без выражения сказал:

– Твою деловую встречу отменили.

Она посмотрела на него долгим взглядом.

– Так вот какие у тебя особые поручения, – еле слышно прошептала она.

– Так вот какая ты модель, – так же тихо отозвался Рома.

Она забрала деньги со стойки, слезла с табурета и, указав на фотографию в его руке, сказала:

– Оставишь себе на память?

Рома молча усмехнулся.

– Ах, милый Рома-Ромео, – проговорила она, дотронувшись до его локтя. – Жаль, что так получилось.

– Мне тоже.

Он расплатился с барменом и ушёл, не оглядываясь. Фотографию выбросил в урну у крыльца ресторана.

Наверное, Роме хотелось вычеркнуть этот вечер из своей памяти, но не удалось. Смутные светлые образы юной прелестницы из милой истории о первой любви теперь невольно заслонялись отчётливым фотографическим изображением шикарной холёной модели, измеренной с точностью до сантиметра и оценённой с точностью до сотни долларов.

И эта подмена воспоминаний была, пожалуй, самой горькой и невосполнимой потерей его памяти.

2006

Первое, что он почувствовал, – это были запахи. Много запахов, разных и смешанных. Как странно, подумал он. Почему только запахи? И что это за запахи?

Пахло нагретым деревом и одновременно какой-то затхлостью. Пахло свежим воздухом и одновременно пылью. Пахло чем-то горячим и одновременно прохладным.

Горячим и прохладным… Он не успел спросить себя, откуда у него берутся такие описания запахов, потому что появились другие ощущения. Он понял, что может чувствовать кожей. Лицу было тепло, а ногам холодно. А левой руке было больно. И голове было больно.

От боли он застонал и услышал самого себя. Я слышу, подумал он без особой радости, потому что было больно.

Наверное, от боли тело стало стремительно оживать. Стало вдруг понятно, что он сидит и сидеть ему очень неудобно. Он шевельнулся, чтобы устроиться получше, и стало ещё больнее. Тут же во рту пересохло и стало горько.

– Пить, – хрипло произнёс он.

И открыл глаза.

Странно, но первое, что он увидел, – тоже глаза. От неожиданности он отпрянул и стукнулся затылком о что-то твёрдое. Боли от ушиба он почти не заметил – слишком испугался, да и голова без того невыносимо раскалывалась.

Обладатель глаз напротив тоже отпрянул, и тогда стало видно, что это лицо пожилой женщины, удивлённое и встревоженное.

– Вы меня слышите? – громко спросила она, наклонившись к нему.

– И вижу, – недружелюбно отозвался он, потому что её голос немедленно отдался в голове самыми неприятными ощущениями.

– И видите, – потрясённо сказала женщина. Она была явно поражена происходящим, хотя было непонятно с какой стати. – Послушайте, вы посидите тут спокойно, а я сейчас вернусь, хорошо?

– Хорошо, – покорно ответил он. – Только дайте попить, пожалуйста.

– Заодно и попить принесу, – пообещала она. – Только сидите и не дёргайтесь… – Прозвучало это немного угрожающе, женщина сама это поняла и пояснила: – Вам вставать нельзя, так что просто посидите и подождите.

Она выпрямилась и как-то быстро скрылась из вида.

– Голова болит! – сообщил он ей вдогонку, обернувшись.

– Хорошо, хорошо, – сказала она и вышла.

Он успел заметить, что она была в белом халате. Врач? Медсестра? Ему стало тревожно. Всё это было непонятно, и надо было скорей разобраться что происходит.

Тогда он стал осматриваться.

Он находился на веранде. Это была самая обыкновенная деревянная застеклённая веранда, залитая ярким солнечным светом. Действительно пахло нагретым деревом и действительно было какое-то ощущение гниловатой сырости. Солнечные лучи сквозь окна освещали и согревали только верхнюю часть помещения, а внизу царила тень. Наверное, поэтому лицу было тепло, а по ногам веяло явственным холодком.

Он посмотрел, что творится за окном. Ничего особенного. Лес кругом. Сосны, ели, берёзы. На берёзах зелёная листва. Весна? Лето?

Наконец, он принялся осматривать себя, и стало ещё тревожнее. Он сидел в инвалидном кресле на колёсах. К вене на предплечье левой руки вела тонкая полупрозрачная гибкая трубка от капельницы, которая стояла здесь же рядом. Ноги его были укрыты пледом. Он торопливо откинул плед – ноги были на месте. Он внимательно оглядел себя. На первый взгляд всё было в порядке, разве что одет он был в дурацкую пижаму с изображением каких-то цирковых слоников.