Алексей Суслов: Птицы

Лекс не любил концерты, переходящие из одной даты в другую. Это как из прозрачной и законсервированной бесчувственным холодом Арктики попасть в тропическое марево бог весть где находящейся Ганы. И противоположности эти были отнюдь не из-за обычной временной перемены чисел, а из-за того, что странный внутренний мир рэпера выходил из минорной чёрной дыры и вливался в мажорное солнечное свечение. Он не мог делать такие переходы без болезненной резкости. Представьте сверкающее новизной утро, рождающее спустя мгновение величественную, но такую старую ночь. Ну и как вам такие метаморфозы молодого мужского организма?

Вообще, музыка – самая изматывающая стихия в этом мире. Вот вы три дня, неделю, месяц записываете одну композицию, высасываете её буквально из пальца, ломаете свой ритм, свою лирику, ведёте себя как лев и гиена, дышите ожиданиями собственного чуда, предвосхищаете оглушительные возгласы вечно снующей за вами и вашими телохранителями заведённой публики…и спустя 64 дня вы оказываетесь в полном фиаско: вас нет даже в топе-100! Вот тебе и музыка(!)

Нет, музыка заслуживает куда более вдумчивого взгляда, но когда ты в ней круглые сутки, включая около музыкальные затмения сна, невольно задаёшься приватным вопросом самому себе: а ты вообще ЖИВЁШЬ?

А что такое ЖИЗНЬ? (Чем дальше в лес своего возраста, тем громче птицы). Кофе, бритьё, лайки, такси, студия, музыка, деревянная голова, ватные уши, чай, такси, вайбер, сон.

От концерта к концерту Лекс набирал и сбрасывал с себя всё лишнее: вес, эмоции, воспоминания. Он, в принципе, не любил все эти перелёты-переезды, чужие грязные города, чужие грязные такси, чужие грязные клубы, но было одно, ради чего он когда-то бросил литинститут: поклонницы. Их всегда было много, с излишком, но рэпер почти фотографически помнил каждое девичье лицо, как будто каждому поклонялся как доброму божеству. Женщин он боготворил, в каждой находил изюминку, черпал из общения с ними своё словесное и звуковое творчество (как влагу, как воздух, как луну).

Ночами, особенно когда шёл дождь или снег, он забывал о рэпе, сердце Лекса успокаивалось, одевалось в кокон умиротворения, из большой спортивной сумки цвета хаки доставался миниатюрный mp3-плеер, создавался уникальный для этого дня плейлист классической музыки, и он впадал в полный глубочайший транс, по венам ходило счастье, в голове пробуждалась весна, нет ни века, ни года, ни месяца, а только скрипка, рояль, гитара. И ради этих летаргических мгновений настоящего отдыха он работал как загнанная лошадь. Потому что иначе не мог. Потому что только так он был настоящим, без фальши, и на идеальном расстоянии с пустотой мира вокруг. Эти стену между собой и ИМИ он задумал ещё в босоногом детстве, словно уже тогда понимал, что был чужим среди своих. Рэпер, любящий визжание скрипки и звук рвущихся струн? Дурость? нет – не растрачиваемое счастье!

Этому городу никогда не спится. Барахтается пустыми картонными коробками, звенит бутылками из-под пива, с отпечатками чьих-то багровых губ, шепчет тонкими голосками нежных жёлтых листьев, куда-то спешит, воет, визжит, задыхается, бесится, – и это всё один и тот же город, вечно юный, никогда не смолкающий, а всё повторяющий одни и те же звуки урбанистической музыки.

Лекс проснулся в промежутке между ночью и утром, отодвинул тяжёлые, неприятные на ощупь, шторы, выпил стакан подслащённой воды, принял душ, побрил подмышки, оделся в новое бельё, съел горстку грецких орехов, слегка горьковатых, выпил полстакана козьего молока, и время побежало с удесятерённой силой.

У подъезда его ждала помощница продюсера Оля. По-видимому, на всю неделю она сдала свои лучшие вещи в химчистку, так что рэпер после брато-сестринских приветствий состроил рожу проходящему мимо почтальону. Тот выставил дулю, перекинул сумку и так понёсся по тротуару, что едва не сбил рекламный постамент – оранжевый бублик с изображением дымка над кофейной чашкой. Лекс усмехнулся, кинул свою повседневную сумку на задние сидения и они укатили, обдав пробегающую рядом тощую таксу содержимым не высыхающей лужи.

Оля была не из болтливых. Она всегда включала песни самого Лекса (для работы), а он, как испуганный ребёнок, начинал искать по карманам ненавистные белоснежные наушники, бурчал, тёр узкий подбородок средним пальцем правой руки, и всегда, когда наушники находились в бездонных недрах его куртки, Оля протягивала Лексу её собственный mp3-плейер, и парень входил во внутренний диалог с тем человеком, которому он был обязан своим громким успехом: Арслану Маратовичу Керании, человеку с абсолютным денежным слухом, со сверхпрочной интуицией и чутьём на большие, да (!) просто огромные доходы. Керания мог из одной спички построить дом, избегая острых углов во взаимоотношениях с миром русского (и не столько) шоу-бизнеса.