Дан Берг - Йони и Шош

– Это ценно весьма. Для исправления календаря пригодиться может. А вот скажи-ка мне, Акива, наши-то не забыли Бога? Корпят над Торой?

– Еще как корпят, дядюшка! В больших городах дома учения выстроили, внемлют речам пророков. А власти не препятствуют, терпят чужую веру.

– Ясное дело – язычникам еще один бог не помеха!

– Ступила нога моя и в столичный Вавилон. Город прекрасный, город счастливый!

– Понастроили. Рабов у них много!

– Вавилон велик, как и не снилось нам. Улицы прямые, не заблудишься. На площадях кипит торговля. Столица оберегается могучей стеной, высокой и широкой, а в воротах прочные запоры. Часовые по верху стены взад-вперед ходят, стерегут город.

– Вавилонянам нужна охрана, ибо есть кого опасаться. Навуходоносор много стран покорил, теперь настало время страха.

– Может, ты и прав, Даниэль. Разглядывал я храмы, обители языческих богов. На стенах нарисованы, вырезаны и раскрашены в разные цвета всевозможные дикие звери и небывалые чудовища. Ярко, глаз слепит.

– А Вавилонскую башню видал, Акива?

– Конечно, дядюшка! Постройка необычайная, высотой до самого неба! Люди тамошние полагают, что в башне этой живет главный бог по имени Мардук. Внизу стоит золотая статуя Мардука.

– Надеюсь, племянник, восторги твои не склонили тебя к идолопоклонничеству?

– Ну что ты, дядюшка!

– Шучу, шучу! Ты и царский дворец созерцал?

– О, да! Их два у Навуходоносора – зимний и летний. Какое великолепие! В летнем дворце я прогулялся по террасам висячих садов. Воистину, чудо света!

– Я и прежде слыхал о висячих садах, да думал выдумка это. Сдается мне, что царство тутошнее только кажется могучим, а на самом деле оно вскорости упадет снопом, как огромный истукан на глиняных ногах, рухнет под тяжестью тела, отлитого из золота и серебра! Однако посмотрим, что родит день.

– Мужчины, пожалуйте завтракать! – раздался голос Авишаг, – козленок сварился, дымится в миске, ждет едоков!

– Пойдем, Акива, нас зовут, после трапезы расскажешь подробно про дворцы и храмы, – сказал Даниэль и, вставая, явил пример послушания.

За завтраком Даниэль сетовал, что давно уж не случалось стоящего преступления для расследования – так, мелочи всё. Однако, по его словам, было ему вчера видение, будто вскоре ждет его настоящее важное дознание. Авишаг приуныла – опять муж будет денно и нощно пропадать по делам. Зато Акива порадовался за старшего.

Даниэль заявил племяннику, что хочет обучить его сыскному делу. Акива обрадовался: “Вот как сбудется твое видение, дядюшка, я тотчас начну работать с тобою. Обещаю стать прилежнейшим учеником!”

Глава 2

Даниэль возлежал на обтянутом кожей топчане в своей рабочей комнате и неторопливо размышлял о причинах довлевшей над ним неудовлетворенности последними дознаниями. Опасаясь задремать средь бела дня, он встал и принялся расхаживать от шкафа к противоположной стене и обратно. Потом уселся на мягкий стул, кисти рук положил перед собой на стол и глубоко задумался. Он знал из опыта, что эта поза самая продуктивная, и ответ, скорее всего, будет найден.

Разбирая особенности своего душевного строя, он пришел к заключению, что истинное удовлетворение приходит к нему вовсе не от любого успешного расследования. “Дело должно быть сложным и запутанным, – рассуждал Даниэль, – преступники хитрыми и изощренными, а невиновные замараны побочными грязными делишками. Раскрытие такого рода беззаконий требует наивысшего напряжения мысли, и тогда вместе с успехом является ощущение умственного перевеса над прочими, и оно-то как раз и утоляет жажду довольства самим собою – величайшего из богатств!”

“Добротные преступления совершаются людьми благородного звания, образованными, умело лицемерными, мастерски праведными. Иными словами, только принадлежащие к сливкам общества преступатели закона несут утешение и отраду в душу искусного дознавателя”.

Как на грех, герои последних расследований Даниэля происходили из простонародья – крестьяне да ремесленники. Кто убил, кто украл, кто чужую жену совратил. Люди эти на хитрости не горазды. Когда сами сознаются, когда проговорятся, а когда и следы замести не сумеют.

В дни творческого застоя на ниве сыска посещали Даниэля мысли оставить неверное это дело и углубиться в изучение Торы. “Почему бы не начать пророчествовать, как некоторые другие? – думал Даниэль, – и пусть поначалу будут праздно удивляться, мол, неужели и Даниэль во пророках? Разумеется, риск ошибочного предсказания достаточно велик, зато заблуждение выясняется не тотчас, а то и вовсе после кончины прорицателя. К тому же мерой истинности ученой речи служат, порой, не факты, а их умелые толкования, приложенные к моменту. Признанное верным пророчество – путь к вечной посмертной славе, а открывшаяся ошибка дознания – прижизненный скандал”.