Валерий Столыпин - Между прочим

Кто знает, сколько дней полноценного счастья отпущено каждому из нас. Нужно жить настоящим, которое никогда не повторяется.

Назойливые мысли усилием воли были почти отодвинуты на задний план, проскакивали лишь фоном, поскольку нет ничего важнее для человека, чем гармонизация отношений с самим собой. Принцип приоритетов никто не отменял. В любых обстоятельствах необходимо выбирать и окучивать самое значимое. Логичнее всего отдать предпочтение самому ценному источнику энергии – любви.

Так уж бывает, так уж выходит: кто-то теряет, а кто-то находит. Так всегда. Лиза справится.

Григорий Иванович вытащил из бардачка шейный платок, который тайком позаимствовал у Катеньки как символ, как частичку магической гравитации, насыщающей его мужской силой в разлуке.

Пьянящий аромат вновь настроил на приятную романтическую волну.

Последняя ночь была настолько восхитительно сладкой, такой яркой. Ничего похожего прежде не случалось.

Катенька поражала покорностью, нежностью, необыкновенно пылкой страстью – тем, чего так не хватало в размеренной семейной жизни всё последнее время. Возможно, причиной полного интимного раскрепощения и обворожительной женственности стал предшествующий этому событию откровенный разговор: Григорий поклялся вернуться не любовником – суженым.

Григорий был красноречив, убедителен, да и как не поверить в его благородство: ведь он у девочки единственный, первый.

Любовники целый вечер наивно откровенничали, обнимаясь в беседке у пруда с парой лебедей, бурно обсуждали невероятное будущее в её стареньком родовом домике, утопающем в зарослях жасмина и сирени, кипенно цветущих в садике вишен и яблонь, облепленных одуревшими от такой щедрости шмелями, пчёлами и бабочками.

Катенька млела от близости, светилась неподдельным счастьем, отчего Григорий Иванович сам себе казался молодым и сильным.

Возможно, не только казался: ночь была удивительно неистовой, бурной. Настолько неудержимого, ненасытного себя он не мог припомнить. Лиза не была особенно страстной, тем более последние годы. Было с чем сравнивать.

Конечно, жену он тоже хотел, хотел всегда, потому что любил. Пройти мимо Лизы и не обнять, не прислониться, не запустить под подол руку было немыслимо. Но Катенька!

Катенька, как водоворот, как смерч, как стихия, от которой нет спасения. Разница лишь в том, что в эпицентр страсти Григорий Иванович погружался добровольно, с превеликим удовольствием.

Представляя ту волшебную ночь, безумную греховную оргию, сладость безудержного слияния, мужчина возбудился не на шутку. Пришлось остановиться, чтобы усмирить капризно настойчивую плоть.

День к тому часу уже проснулся. Травы напитались росой, берёзовая поросль дурманила запахом молодой листвы, в вышине пел жаворонок.

Вот она – настоящая жизнь! Что ещё нужно мужчине, чтобы встретить старость!

Рано, рано думать о дряхлости, когда творится такое, когда прожитый в любви и радости день позволяет сбросить годы. Сына нужно будет растить.

– Иваном назову, как батьку. Наследником будет. Распишемся с Катериной – заживём. Дом поправлю, цветов насажу, мастерскую обустрою. Работать не пущу – пусть наслаждается свободой. Лодочку купим, ружьишко. Веранду построю.

Ехать дальше расхотелось. Может воротиться? Семь бед – один ответ. Катенька так обрадуется!

Нет, так нельзя, словно бежишь от чего. Во всём нужен порядок. Девчонки, жена – они ведь не чужие. Сначала нужно о них подумать.

Дочери бросились на шею, стоило только отворить дверь. Лиза тоже ждала – соскучилась.

– Довольно Гришенька по командировкам мотаться. Пусть молодые стараются. Тебе ведь сегодня на работу не надо? Вот и правильно. У меня котлетки, картоха толчёная, квашеные огурчики. Селёдочку по такому случаю купила, наливочку брусничную остудила. Отобедаем, спать ляжешь. Я отгул взяла, тоже с тобой поваляюсь. Гришь… ты меня любишь?

– Давай потом. Неловко интимные игры на глазах у детворы затевать. У меня к тебе разговор есть.

– Мне, Гришенька, тоже есть, чем поделиться. Смотри, чё я тут навязала, нравится?

– Кому это, игрушечные что ли? Вроде Юлька с Алёной из кукольного возраста вышли. Тебе-то наливать или как?

– Или как, Гришенька, или как.

– Приболела? Так наливочка супротив любой хвори первое лечебное средство. Не пьянства ради, а здоровья для.

– Так-то оно так, но иные хвори недугом не назовёшь. Ты пей, устал ведь с дороги.

Лиза как-то странно себя вела: ничего не ела, глядела на мужа, словно девка на выданье, и краснела, – вкусно, Гриш? Я старалась.