Энрике Мор - История Алексиса Болдвина

Такой пустяк, а чуть не стоил мне инфаркта. Но лучше бы случился инфаркт. Я понял, что теперь мне жить с мыслью о том, что мною была сбита девушка. Да ладно сбита, у меня была возможность ей помочь, но я этого не сделал – предпочел мертвого живому, нет не мертвого, а деньги. Теперь мне ходить и боятся каждого копа, думать что он меня хочет посадить? Может мне легче спрыгнуть с моста? Это дума не уходила у меня из головы до обеда, когда пришло время ехать в морг.

9-ое августа.

Морг. Место, где лежат трупы. Но я приехал в такой морг, где находились только трупы суицидников. У них не только мертвое тело, но и душа, раз они закончили жизнь самоубийством. Не верится мне, что человек способен расстаться с самым дорогим, что у него есть – жизнью, попав в безвыходную ситуацию. Нет безвыходных ситуаций. Нет, не бывает. Но почему Джо лежал именно там, ведь у него оторвался тромб?

Я со знакомыми Джо забрал его тело. Все-таки у него хорошие друзья. Пока я пил, они купили все погребальные вещи и все такое в этом роде. У меня же не было никаких забот насчет его похорон. Друзья даже за свой счет купили всё необхидимое. А деньги из комода так и лежат у меня, у меня в кармане. Сколько там? Судя потому, что это целая пачка пятитысячных купюр, не меньше миллиона. Все-таки дорого она оценила егосмерть. После всего, что он сделал, он даже этого не заслуживал.

Боб, его лучший друг, бизнес партнер сказать было бы точнее, снял хороший дорогой ресторан, где мы провожали Эдуарда в последний путь. За столом, когда все пили, даже не закусывая, я не прикоснулся ни к чему. Мне хотелось узнать, что же хорошего в жизни он совершил. Но никак не мог вспомнить. Наверное, этого не было. Хотя откуда я знаю, ведь чужая душа – потемки. Поэтому бросил это занятие и решил поехать домой. Но не успела придти ко мне в голову эта мысль, как раздался телефонный звонок – мне. Это был тот же страшный рингтон, как в день смерти Джо. Но не могло же ничего случится?…

10-ое августа .

…Я опять ехал на большой скорсти, не замечая ничего, не обращая внимания ни на что и ни на кого. Мне позвонили и сказали, что горит мой дом. Дом, который я собственно ручно строил, куда вкладывал все свои сбережения, где хранилась вся моя память о прошлых летах в дневниках, мог в одночасье разрушить всю мою жизнь. Так и случилось. Когда я приехал от него осталась лишь кучка пепла и больше ничего. Всё, у меня больше ничего не осталось. Нет памяти – нет будущего.

Не знаю, сколько времени я просидел рядом с углями, что мне говорили, но на следующий день я проснулся в больнице, белой-белой, что на секунду мне показалось, что меня отправили в больницу для душевнобольных. Это это воображенье сразу же разрушилось, когда ко мне в палату вошла красивая медсестра, лет так двадцати двух, и с миловидным лицом стала распрашивать о моем самочувствии. Такого заботливого отношения я нигде не встречал. Но может, это просто лицемерное отношение, ведь это их работа с милым личиком обходить пациентов.

Минут через тридцать после того, как ушла медсестра, ко мне нагрянула полиция. Первая мысль, как тогда я и предполагал, проскользнувшая в голове, была о сбитой девушке. Но полицмены пришли не с этим. Потом, наверное, все равно узнаюто сделанном. Они рассказали мне,что причина пожара – как бы это странно не звучало- молния. Она ударила в какую-то металлическую трубу, от чего загорелся дом. Вот в этот момент я засмеялся. Да, я засмеялся, хотя, кажется, должен был горевать. Но нет. За что судьба меня так возненавидела, за что посылает одни несчастья мне на голову? Зачем она меня так испытывает, такими вещами которые, не случаются разом? Зачем? Этого я тогда не понял…

После разговора с копами я уснул. Переволновался. Но пробуждение было не лучше. Когда мне немного полегчало, та хорошенькая девочка сказала мне, что меня навещала какая девушка. Я сразу понял, кто это был. Кэтрин. Моя девушка. Девушка, которая, живет далеко-далеко, на лазурном берегу,у которой нет забот и печали благодаря мне. Но почему она не дождалась, пока я не проснусь. Ответ на этот вопрос я нашел в письме, которое лежало на больничном столике:

«Любимый NN,

Хотя зря я назвала тебя любимым, потому что никогда к тебе ничего не чувствовала. Между нами даже не пролетела искра, это не была буря и безумие. Но тебе показалось с точностью да наоборот. Помнишь в баре ты влюбился в меня, как мальчишка, который до этого не знал, что такое любовь. С такой наивнотью, с такой уверенностью ты подошел ко мне и познокомился. Тогда мне показалось, что ты не привлекательный, не особо симпатичный, но когда узнала, что ты очень богатый человек, изменила свое отношение к тебе. Ты уже догадался, что я была с тобой ради денег, как бы это банально не звучало. Да, денег, больше ничего. Мне были не нужны ни твои пылкие ухаживания ни чтение стихов по ночам, ни романтики – ничего. Только деньги, деньги, деньги.