Айнави - Плохие парни оставляют раны

Проходит ещё минут десять, когда на крыльце наконец появляется Ник. Окинув меня пристальным взглядом, спрашивает:

– Волнуешься?

– Немного, – отвечаю я, одновременно протягивая руку за читательским.

Но Ник не спешит отдавать мне билет. Задумчиво оглядывает меня с ног до головы, чем вызывает у меня внутри смятение. Вижу как в его глазах появляются лукавые искорки.

– Что мне будет за помощь? – с трудом сдерживая улыбку, спрашивает Ник, демонстративно крутя читательский в пальцах.

– Мы с Мариной проведём в твоей квартире генеральную уборку, – невозмутимо отвечаю я.

– Э, нет, – ухмыляется Ник, – это Марина, – он делает ударение на имени сестры, – пообещала мне уборку. А с тебя, – принимает нарочито серьёзный вид, – поцелуй. Ладно, поход в кино, – произносит он, заметив как я недовольно поджимаю губы в ответ на его слова. – Так что?

– Ничего, – пожимаю я плечами, продолжая сохранять невозмутимый вид, хотя и ощущаю, как кровь приливает к щекам. Остаётся только надеяться, что Никита не заметит моего смущения за румянцем, появившемся из-за долгого пребывания на холоде. Я и так нервничаю из-за всей этой возни с библиотекой. И, может, в другой ситуации заигрывания Ника мне были бы даже приятны, но сейчас они меня больше раздражают, чем радуют. – Давай билет или я пошла.

– Вредина, – разочарованно тянет он, но протягивает мне синие корочки. – Увидимся ещё, – многообещающе произносит Ник и, подмигнув, идёт в сторону крыльца.

Я же, не без труда отворив тяжёлую входную дверь, захожу внутрь.

Мы сидим с Маринкой в читальном зале почти до вечера с небольшим перерывом на то, чтобы перекусить в буфете. Подруга, окончательно осмелев, даже берёт ещё несколько журналов по другим предметам. В общем, мы что называется, отводим с ней душу по полной.

Читальный зал находится на втором этаже. Ведут на него две широкие лестницы, располагающиеся по разным сторонам холла. Успешно сдав всю литературу, мы с Мариной, прихватив с собой кипу сделанных распечаток, наконец собираемся домой. Договариваемся спуститься в холл по разным лестницам и встретиться у гардероба.

– Девушка, предъявите билет, пожалуйста. Девушка!

Я не сразу реагирую на женщину-контролёра, которая сидит за специальной стойкой, расположенной у нижних ступеней лестницы.

– Вы мне? – переспрашиваю я, ощущая как от мгновенного выброса адреналина в кровь, ускоряется биение сердца, а на висках выступает испарина.

– Ну не Папе же Римскому, – фыркает контролёрша.

– А зачем?

Я просто пытаюсь потянуть время, понимая, что отвертеться от неё вряд ли выйдет.

– Больно молодо выглядишь, – охотно поясняет женщина. Протягивает руку, чуть приподнимаясь со стула, и повторяет уже более грубо и решительно: – Покажи читательский!

Я не знаю, почему я поступаю так, как поступаю. В конце концов, поймав меня с поличным, то есть с чужим билетом, максимум, чтобы она сделала, забрала его, попутно отругав. Но почему-то именно в этот момент разум меня оставляет и я действую, подчиняясь порыву, спровоцированному страхом. Это чувство, как известно иррационально, как и мой поступок. Я резко срываюсь с места и со всех ног бегу в строну выхода из библиотеки. И даже тот факт, что на улице середина ноября, а моё пальто сдано в гардероб, меня не останавливает. Слышу как начинает кричать контролёрша. Вижу, как бросается в мою сторону пожилой охранник и как на другом конце холла замирает Маринка, наблюдающая за разворачивающейся перед её глазами картиной с открытым от изумления ртом.

До входной двери мне остаётся всего пару метров, когда я цепляюсь носком правой ноги за край коврового покрытия, и, вскрикнув, лечу вниз. Успеваю при этом всплеснуть руками, пытаясь сохранить равновесие, но добиваюсь только того, что несколько десятков листов с распечатанной ранее информацией, оказываются подброшены в воздух. Пара секунд, и я лежу на полу, больно приложившись о пол коленями и ладонями, а сверху меня покрывают листы бумаги.

В холле повисает тишина. Немногочисленные посетители молча разглядывают меня. Охранник, уже не спеша, идёт в мою сторону. Мне хочется провалиться сквозь пол библиотеки от острого чувства стыда. Такого позора мне ещё не приходилось испытывать.

– Ты жива там, девочка? – Охранник склоняется надо мной, протягивая руку. Он не ругается, наоборот, выглядит искренне обеспокоенным. – И чего так испугалась? – продолжает причитать, помогая мне подняться. – Эх, горе луковое, читательский что ли чужой?